Когда же установили, что большее количество крупнозернистого пороха может сгореть без увеличения наибольшего давления, если заряду для горения будет оставлено большее место, нежели он сам занимает (т.е. объём зарядной каморы должен превышать объём самого заряда), то это вылилось в новую конструкцию орудий с дополнительным внешним усилением ствола в районе каморы. Дульнозарядные орудия подобного увеличения зарядной каморы не допускали, хотя это и пытались делать на 38- и 80-тонных моделях, и даже с неплохими результатами. Однако в случае заряжания с дула увеличение длины ствола, необходимое для получения преимущества от медленногорящего пороха, означало применение досылателей извне башни, или, в случае орудий умеренного калибра, больших затрат ручных усилий как для прибивания заряда, так и снаряда. Для казнозарядного орудия длина ствола роли не играла и получались даже дополнительные преимущества вроде того, что башенные расчёты оказывались лучше защищены в процессе заряжания, а весь дым после выстрела оставался вне башни, в то время как короткое дульнозарядное орудие, откатившись после выстрела внутрь, продолжало дымиться и отравлять находившихся в башне артиллеристов.
Казнозарядные орудия самых первых моделей представляли собой опасность вследствие того, что конструкция их затвора не давала гарантии его надёжного закрытия при выстреле. В новых орудиях, предложенных Адмиралтейству заводом Элзвика, подобная ситуация исключалась, поскольку затвор снабжался автоматическим предохранителем, не допускающим выстрела до тех пор, пока нарезы затвора не вошли в их пазы. Эту конструкцию позаимствовали из Франции, расценив её как более предпочтительную по сравнению с клиновой системой Круппа. Она стала стандартной системой затвора британского флота в продолжении последующих 50 лет.
На континенте казнозарядные орудия использовались уже много лет, а в 1875 г. появилось так называемое «перекрывающее кольцо казённика», быстро вытеснившее массивный внутренний блок затвора Круппа. Оно надевалось поверх кожуха в казённой части лёгкой нарезной трубы, которая для сообщения орудию необходимой поперечной прочности схватывалась надетыми поверх неё короткими кольцами. Орудие подобной конструкции по мощности оставило далеко позади все прежние дульнозарядные модели, отныне утратившие репутацию надёжных и простых. К тому же разрыв такого орудия на «Тандерере» сильно пошатнул общественное доверие к надёжности дульнозарядных орудий.
В апреле 1879 г. был образован комитет, в задачу которого входило вынесение решения, следует ли вернуться к казнозарядным орудиям. Однако Адмиралтейство, в целом уже склонявшееся к принятию решения, в августе командировало группу морских офицеров в Меппен [город на северо-западе Германии, где находился полигон компании «Крупп». – Ред.] для присутствия на испытаниях новых крупповских пушек. То, что там увидели англичане, произвело на них неизгладимое впечатление, так что Совет без проволочек принял решение о переходе на казнозарядную систему. Итак, в том же месяце, когда в Вуличе испыты-вались 100-тонные орудия, а изготовление 80-тонных пушек для «Инфлексибла» вступало в завершающую стадию, совершился великий переход британского флота к длинным казнозарядным пушкам с затвором системы Элзвикского завода. Эти первые модели предназначались для «Колоссуса», «Маджестика» (будущий «Эдинбург»), «Конкерора» и начатого разработкой «Коллингвуда»…
Военное министерство, отвечавшее за производство артиллерии, приняло решение производить 12» казнозарядные орудия по проекту казённого Ву-личского завода, а опытное 12» орудие в 43 т по этому чертежу заказало фирме «Армстронг» со сроком поставки через 10 месяцев. Орудие вуличского чертежа имело относительную длину ствола 25 калибров и, поскольку предел длины орудий для этих кораблей был установлен в 27,75 футов [т.е. 8,46 м], условие было соблюдено. Однако окончательный проект был утверждён лишь в феврале 1882 г., решение по весу снаряда последовало в сентябре, а вес заряда определён только в марте 1884 г
Переход к казнозарядным орудиям оказался сопряжён с опасениями и проволочками – первые обуславливались риском неправильного подбора материала и устаревшими технологиями изготовления, а задержки в поставке орудий приводили к передаче линкоров флоту без их тяжёлой артиллерии вообще. То, что на Королевском орудийном заводе не всё ладилось с методами производства, стало ясно только в 1880 г., когда в Парламент поступила весьма примечательная петиция, подписанная действительными членами Королевского общества, в том числе сэром Генри Бессемером, в которой говорилось следующее: «Петиционеры уделили особое внимание вопросам артиллерии и её производства. Некоторые из нас достигли признания как металлурги, инженеры и изобретатели. Наши теоретические разработки и практические знания обоснованно привели нас к пониманию того факта, что система тяжёлой артиллерии, состоящая на вооружении и известная как Вуличская, является неэффективной и опасной… Петиционеры с ужасом взирают на дефекты английских тяжёлых орудий и выражают мнение, что эти дефекты серьёзно угрожают нашему военно-морскому превосходству и нашей национальной безопасности… В основу официальной деятельности и в армии, и на флоте [в этой области] положены неверные сведения и порочные принципы». Лишь в 1884 г. суперинтендант завода признал, что вуличские пушки устарели и что уже в 1875 г. Британия (и это было известно в Вуличе) «начала отставать в соревновании артиллерийских систем». Однако помимо поставки негодного материала Военное министерство предпочитало игнорировать требования Адмиралтейства в отношении артиллерии, включая в росписи ежегодных расходов лишь те статьи, которые само считало подходящими – в среднем не более двух третей сумм, затребованных в период 1861-1886 гг. Более того, флот игнорировали и в отношении резервов боезапаса, имевшихся в метрополии, поскольку в этом случае министерство солидаризовалось с армией, чью запросы выполнялись в первую очередь; флот же должен был довольствоваться тем, что он имел.
Этот хаос с артиллерией и снабжением её боезапасом продолжался до ноября 1886 г., когда главным артиллеристом флота был назначен кэптен Дж.А. Фишер. Ему принадлежит честь развёртывания ведомственной кампании, успешно завершенной несколькими годами спустя, о переходе вопроса снабжения флота орудиями, снарядами и порохом, а также всевозможными артиллерийскими запасами, под юрисдикцию Адмиралтейства.
Ещё до подготовки проектов всех этих кораблей [т.е. «Колоссуса» и пр.] весной 1878 г., Барнаби начал склоняться к отходу от соотношения L/B, определённого Фрудом, которое тот использовал при создании проектов «Инфлексибла» и «Аякса» – с тем, чтобы сообщить новым кораблям длину порядка 107 м при ширине около 21 м. В качестве главного аргумента он выдвигал тот тезис, что таран и торпеда вывели скорость хода в разряд более важных факторов, нежели поворотливость, как при атаке, так и в обороне. Однако поскольку для короткого корабля приращения скорости нельзя ожидать без увеличения мощности механизмов, будет лучше уменьшить размер и стоимость двигательной установки, а также расход топлива, посредством относительного удлинения корпуса корабля. Он отмечал, что когда бортовая защита простирается от штевня до штевня, бронировать длинный корабль расточительно, однако для цитадельного корабля данный недостаток не существует. Таким образом, открывалась возможность удлинения «Аякса» до 107 м, что должно было обеспечить ему приращение скорости с 13 до 14,5 уз при уменьшении расхода угля до уровня «Девастейшна». Но Совет не внял этой рекомендации и установил длину «Колоссуса» в 99 м, такую же, как у «Геркулеса», «Султана» и (не считая нескольких футов) также «Дредноута» и «Инфлексибла»; длина его по сравнению с последним была больше на 1,5 м, а ширина меньше на 2 м, так что соотношение L/B теперь составляло 4,7:1.
