Скорее всего численность войск Пирра не превышала 30000 человек (в том числе 3500 всадников), а также 20 слонов, однако она с каждым днем увеличивалась, гак как к эпирскому царю подходили южноиталийские контингенты.
Ясно, что оттягивание начала активных боевых действий для Левина было невыгодно. Соотношение сил постепенно менялось не в его пользу. Да и моральное состояние армии едва ли улучшалось бездействием
Согласно Плутарху, незадолго до битвы Пирр сам осмотрел римский лагерь. Он был удивлен порядком, царившим у его врагов, и сказал Мегаклу, одному из своих приближенных: «Порядок в войсках у этих варваров совсем не варварский. Посмотрим, каковы они в деле».
Дела довелось ждать не долго. Левин сам хотел испытать счастья в бою и для этого разведал переправы через Сирис Выяснилось, что конница может перейти реку в многих местах, для пехоты же имеется лишь один подходящий брод. Напротив этого брода стоял усиленный конный пост Пирра, отбросить который прямой атакой было невозможно.
Тогда римский консул решил обойти врага. Однажды утром он направил свою конницу сразу через несколько бродов. Отряды римлян обходили эпирскии пост со всех сторон, и командир последнего не стал ожидать приближения римской пехоты. Опасаясь окружения, он начал отводить свой отряд к царскому лагерю (см. карту № 7.).
А в последнем уже царило тревожное оживление. Пирр отнюдь не сразу двинул все свои войска в бой, думая воспользоваться явным тактическим преимуществом, которое дал ему в руки Левин.
Переправа более чем 30 000 пехотинцев, да еще через единственный брод, — очень сложное дело. Войска должны стянуться в колонны, перейти — одна колонна за другой — через реку, подняться на ровное место и лишь после этого выстроиться для правильного сражения. В тот момент, когда переправа будет на середине, решительный удар противника может сбросить еще не успевшие развернуться подразделения в реку, что станет началом разгрома.
Примерно подобное и произошло в этот день, за тем исключением только, что сила сопротивления римлян оказалась более высокой, чем полагал Пирр.
В первый период сражения эпирский царь готовил атаку своей пехоты. Лохаги и таксиархи выводили ее из лагеря, в то время как Пирр решил отогнать римских всадников, прикрывавших переправу легионеров, которые уже заполонили множеством своих щитов реку и противоположный берег. Во главе фессалийцев и молоссов он бросился на италийскую кавалерию, встретившую его ровным строем, без всякой паники и беспорядка.
Начался конный бой, причем отряды встретились на широком фронте. Где-то дело ограничивалось метанием дротиков, в других местах кавалеристы сцепились в рукопашной 'схватке. Ни той, ни другой стороне не удалось опрокинуть строй соперника, поэтому обе конные лавы стали растягиваться, как бы выбрасывать щупальца вправо и влево, чтобы охватить противника. Линия противостояния выгибалась: где-то римляне теснили пришельцев, где-то, наоборот, фессалийцы и молоссы опрокидывали отдельные отряды врага. Пирр и сам участвовал в схватке и руководил сражением, оказываясь везде, где его присутствие было необходимо.
Поскольку доспех Пирра выделялся среди других, римляне устроили за ним охоту. Некий самнит, по имени Оплак, из племени френтанов, сражавшийся в римской коннице, сумел поразить метательным копьем скакуна Пирра Правда, тут же царский телохранитель македонянин Леоннат ранил коня френтана. Пирру помогли подняться и увели в тыл его приближенные, а на Оплака напало сразу несколько эпиротов, и тот был убит.
Падение ли Пирра или же упорство римлян стали тому причиной, но эпирская конница стала отступать
[67]. Пирр, чтобы его отсутствие не привело всадников в совершенный беспорядок, обменялся доспехами и оружием с Мегаклом, а сам направился к пешим частям и, пользуясь тем, что римляне последовали за его конницей, повел их в бой.
Античные историки изображают этот этап сражения как самый напряженный. Семикратно фаланги поочередно то обращались в бегство, то отбрасывали противника. Подобные описания скорее напоминают рассказы о боях за безымянные высоты во время Второй мировой, чем классические битвы времен эллинизма, — недаром Дельбрюк сомневался в истинности этой картины.
Однако за ней вполне могла стоять ожесточенная схватка на берегу Сириса, где эпироты пытались опрокинуть неприятеля в реку, а тот то подавался назад, то, буквально распираемый от постоянного притока подкреплений, в свою очередь принуждал противника отступать. Пехотный строй и тех и других наверняка был нарушен, так что ни о какой принципиальной разнице в манере ведения боя не могло идти и речи. Ломились стенка на стенку; бросая сломанные копья, секли друг друга мечами, топча раненых, спотыкаясь о тела убитых.
В это время на конном фланге битвы был убит Мегакл. Римляне по-прежнему охотились за человеком в царских доспехах, и одному из всадников, по имени Дексий, удалось поразить царского друга. Сорвав с того шлем и отстегнув багряный царский плащ, он поскакал к Левину мимо сражающихся отрядов, крича, что Пирр убит.
Весть о смерти полководца всегда действовала на армию удручающе. Эпироты, и так уступающие противнику численностью, начали колебаться. Тогда Пирр поднял забрало своего шлема и стал объезжать войска, громко обращаясь к солдатам, чтобы они могли узнать его если не по доспеху, то по голосу.
Восстановив порядок в войсках, Пирр поспешил вывести из лагеря слонов. В тот момент, когда вся римская армия оказалась связана боем, появление нового для италийцев рода войск предопределило исход сражения. Слоны направились прежде всего против римской конницы (см. карту № 8). Не приученные к виду этих животных, лошади отказывались приближаться к ним, сбрасывали своих всадников или же мчались к реке.
Воспользовавшись замешательством среди противника, Пирр собрал фессалийцев и бросил их вслед за слонами. Эта атака окончательно опрокинула всадников Левина. Они скатывались обратно к реке, обнажая фланг пехоты. Часть сил фессалийцев преследовала римскую конницу, часть же направилась против легионеров.
Римляне, изнуренные длительной схваткой с эпирской фалангой, обескураженные зрелищем бегства конницы, были окончательно приведены в расстройство видом приближающихся гигантских животных, на спинах которых возвышались башни со стрелками и сариссофорами. Это позже, после возвращения Пирра на Балканы, они пренебрежительно назовут слонов «луканские коровы» (от Ауканий, в которой они впервые столкнулись с боевыми животными). Сейчас же ими овладела паника, и они бросились к броду, ища спасения на том берегу Сириса.
Античные историки, изображая сражения Пирра против римлян, каждый раз говорят о том, что в самом конце боя одно из животных получало рану и, разъяренное ею, поворачивало обратно, увлекая за собой других слонов. В случае битвы при Гераклее это якобы помешало эпирскому царю одержать окончательную победу.
