Впоследствии "прыгуны" тоже обрели дьявольскую и женскую ипостаси. Родилось поверье о чертях, катающихся по ночам на самоубийцах или возящих на них воду. В облике старух или женщин в белом на плечи прохожих стали влезать различные болезни (чума, лихорадка) и даже сама Смерть, с которой ассоциировались прежние демоны.
Хитроумные старухи забираются на спины героев мифов североамериканских индейцев (ассинибойн, салиши, пауни, арикара), чтобы наказать их за презрение к женскому полу. Один из бедняг таскал на себе подлую бестию, пока его спина не пропиталась старческой мочой. Тогда ему на помощь пришли две милые девушки, оттащившие старуху. Героя помыли и оженили на обеих. В аналогичных мифах Южной Америки старухи преследуют не холостяков (там их не бывает), а сладострастников. Другой популярный вариант — головы покойных жен, устроившиеся на плечах мужей. В мифе уитото (Колумбия, Перу) голова щелкает зубами, съедает всю пищу и испражняется на спину, что, если разобраться, не так уж плохо — пища выходит непереваренной. А вот двойник, запрыгнувший на спину папуаса Надере, наносит ему не только физическую (голод), но и моральную травму, поскольку его тело полностью идентично телу героя
[442].
Предвижу возражение. Ни мара, ни его лесные и кладбищенские коллеги не нападают исключительно на девушек и младенцев. Они издеваются над кем угодно. Но кто наиболее подвластен силовому воздействию и душевным мукам, вызывающим смерть? Дети и юные девушки. Я, впрочем, не хочу быть категоричным. Возможно, похищение детей надо оставить на совести кобольдов и цвергов. И конечно, фей — в этом плане Вапити Стури заткнет за пояс Румпель штиль цхена, и приходится удивляться, что подобного образа нет в восточноевропейских сказках. Чего стоит хотя бы славянская полудница — жуткий лесной дух, бродящий по нивам в полдень и ворующий маленьких детей, оставленных без присмотра. Между прочим, в Чехии полудница, как и шотландская фея, умеет летать в крутящихся вихрях
[443].
Попробуем реконструировать механизм формирования типа 500. Вначале сказка отражала страх перед встречей с марой и "прыгунами". Уже в ту пору героиня защищала себя и своего ребенка, называя имя чудовища. По мере слияния образов мары и домового в сказке появились кобольды в красных одеждах, быстро уступившие место злобным цвергам, колдующим над пряжей. Следы доброжелательного отношения к людям уцелели в отдельных вариантах (валлийский и тирольский эльфы). С пришествием кобольда и цверга карлик научился прясть, танцевать и петь. Мотив оплаты услуг помощника обязан своим возникновением дьяволу, а с включением в сказку инкуба и подземного любовника возобладал мотив сватовства.
Лишь добравшись до мары, я понял, что мой детский ужас перед Румпельштильцхеном был обоснован. Но в немецком фольклоре есть иные, более очевидные случаи похищения детей чудовищными существами, к рассмотрению которых мы переходим.
Вторая стадия детсадах кошмаров
О, только б скорей добежать нам домой!
Уже окружает нас морок ночной.
Гете И.В. Верный Эккарт
[444]
Впервые прочитав новеллу Гофмана "Песочный человек" (1817), я вдруг ощутил, что кошмар "Румпельштильцхена" возвращается. Адвокат-алхимик Коппелиус, посещавший дом юного Натанаэля, был намного страшнее гриммовского карлика. Инстинктивное знание другого мира, присущее детям, позволило Натанаэлю угадать истинную природу колдуна. Это и есть Песочный человек, который "приходит за детьми, когда они упрямятся и не хотят идти спать, швыряет им в глаза пригоршню песку, так что они заливаются кровью и лезут на лоб, а потом кладет ребят в мешок и относит на луну, на прокорм своим детушкам, что сидят там в гнезде, а клювы-то у них кривые, как у сов, и они выклевывают глаза непослушным человеческим детям".
Так характеризует Песочника няня героя, а мама, как водится у всех матерей, спешит успокоить свое чадо: "Когда я говорю, что идет Песочный человек, это лишь значит, что у вас слипаются веки, и вы не можете раскрыть глаз, словно вам их запорошили песком". Дальнейшие события, однако, подтверждают нянину правоту. Я не буду их излагать — приключения взрослого Натанаэля, прельстившегося механической куклой, чьи глаза изготовил продавец барометров Коппола, подробно разобраны знатоками творчества Гофмана. Гипотезы о подлинности искусства и ложности механистического восприятия жизни, об ужасах кастрации (оказывается, в египетской мифологии "слепой" мог быть метонимией "кастрированного"), о гипнотическом изгнании из собственного тела и т. п. не принимают в расчет личность самого Песочника
[445]. Для нас важен финал новеллы. Стоя на башне со своей возлюбленной Кларой, Натанаэль замечает внизу Коппелиуса (Копполу), пытается столкнуть девушку, а затем с пронзительным воплем прыгает сам и разбивается насмерть. Заполучив жертву, Песочник исчезает. Клара же позднее обретает новую любовь и уютное семейное гнездышко.
Примечательно описание внешности колдуна. Это "плечистый человек с большой нескладной головой, землисто-желтым лицом", под чьими "густыми седыми бровями злобно сверкают зеленоватые кошачьи глазки; огромный нос навис над верхней губой". Особенно пугают Натанаэля его "узловатые косматые ручищи", которыми он нарочно дотрагивается до фруктов и печенья, вызывая в детях тошноту и гадливость. Налицо сходство внешнего облика и манер поведения адвоката и колдуньи из "Карлика Носа".
Имена Коппелиус и Коппола образованы от итальянского сорро — "глазница". В первоначальной редакции Песочник проявлял большую настойчивость в достижении цели. Он прикасался к маленькой сестре Натанаэля, в результате чего та слепла и погибала. В финальной сцене объявившийся под башней колдун требовал, чтобы Натанаэль сбросил вниз Клару и сам последовал за ней. Вероятно, автора упрекнули в излишней "сказочности", и он усилил психологические мотивировки поведения Натанаэля.
И все-таки Гофман выказал недюжинную смелость, обратившись к древнему образу Песочного человека. В то время в Германии шла активная кампания по развенчанию демонической сущности Песочника, инициированная матерями, озабоченными детскими страхами. Было решено, что он зол, только когда навевает непослушным детям кошмарные сны, а вообще это довольно безобидное существо, убаюкивающее шалунов, сыпля им в глаза волшебный песок, чтобы они сладко засыпали. Под видом строгого, но добродушного пугала Песочный человек представлен в "Словаре немецкого языка" братьев Гримм, которым и так влетело за Румпелыптильцхена
[446].
