«Когда я работала над коллекцией «Пираты», – говорит Вивьен, – я увидела гравюру, изображавшую пирата в широченных штанах, с сильно нависающей на шаговый шов тканью, и мне захотелось сшить такие же. И создать такой же раскрепощенный образ… На сексуальность они [в XVII веке] смотрели совершенно по-другому. Об этом я узнала, только когда начала искать информацию.
Нужно сказать, что моя уверенность в себе росла. У меня выбора не было. Я довольно осознанно решила стать модельером, провести показ и обратиться к прошлому, к истории, к романтике. Вот откуда другие модельеры черпают свои идеи, думала я: они едут в Мексику отдохнуть и ищут там вдохновение. У меня такой возможности не было. Не осталось ни гроша в кармане и нужно было растить двоих сыновей. Но я могла обратиться к прошлому, у меня были книги, так что я принялась создавать романтический образ. Тогда-то и появилась идея сделать пиратскую коллекцию. Эта идея давала возможность вырваться из обыденности – из того места и времени, в котором я застряла, – и углубиться в историю, в исследование стран третьего мира, пытаясь в процессе создания «Пиратов» сбежать из Лондона, где по улицам бродили панки, и узнать больше о мире, в котором мы живем. Меня ждали исследования и чудесные открытия. Такая у меня была идея. Золотые зубы, и больше ничего черного и никаких цепей. Если мы и использовали цепи, то только искусственно состаренные, ржавые – как на пиратских судах Нового Света. Мою первую коллекцию вдохновили такие разные герои, как предводитель апачей Джеронимо и пираты. Коллекция представляла собой сочетание их образов, приправленное мотивами Великой французской революции с ее надеждами на перемены, насилием и сексуальностью. В итоге получился образ, разошедшийся по всем странам, попавший на театральные подмостки и в кино. Вспомни хотя бы «Пиратов Карибского моря»: Джек Воробей вполне мог бы пройтись по подиуму на показе моей тогдашней коллекции.
Выполненный архитектором рисунок часов для магазина «World’s End»
Вивьен решила оставить магазин на Кингз-Роуд, 430, и его в последний раз переделали – на манер пиратского корабля с наклонной палубой. Его также переименовали в «World’s End», или «Край света», и название обозначало как место, так и царивший там дух. Тогда же на фасаде установили часы, на циферблате которых 13 делений, а стрелки бегут назад, а на бирке одежды, которая продается под маркой «World’s End», до сих пор можно увидеть пиратскую саблю и надпись «Born in England» – «Рождено в Англии». Тогда саму коллекцию «Пираты» стали продавать на Кингз-Роуд, 430, в уже обновленном магазине «World’s End».
Коллекция «Пираты» была первой для Вивьен – во многом первой. Вивьен тогда впервые почувствовала себя модельером и впервые ее так назвали. Она впервые вышла на подиум в «Олимпии» после показа. «На мне был старый серый школьный свитер, я не успела накраситься, чуть не пропустила показ, и Малкольм заставил меня выйти на сцену, сказав: «Тебя хотят увидеть такой, какая ты есть, хотят убедиться, что ты действительно выложилась». Именно в тот раз Малкольм впервые сумел удачно увязать моду и музыку, он договорился о спонсорстве с компанией, предоставляющей самые современные технологии, «Sony Walkman» (!), и показал публике свою последнюю группу – «Bow Vow Vow» в пиратских костюмах Вивьен. Одна из моделей тут же была куплена для Музея Виктории и Альберта. Как сказал Джон Гальяно, «невозможно было бы представить себе группы, музыку и дух панка и неоромантизма без творчества Вивьен». «Пираты» стали следующим заявлением Вивьен для потомков. На показе присутствовал Бой Джордж; Адам Энт уже примерил на себя созданный Хили/Маклареном/Вествуд пиратский образ, а «Стив Стрэндж (клубный промоутер) назвал свой клуб «Клубом для героев», совсем как мы еще в «Seditionaries» называли свои вещи «одеждой для героев», и это очень помогло бизнесу». Владельцы и завсегдатаи клубов, например Стив Стрэндж и Лей Боуэри, с удовольствием покупали и носили одежду Вивьен. Как и клубные промоутеры Майкл и Джерлинда Костифф, которые тоже пришли на ее первый показ в «Олимпию»: «Зрелище было просто невероятное, волшебное – такого раньше не видели. Все дышало роскошью, блестело золотом и создавалось ощущение безрассудства и героизма. Потрясающий показ… До него вся одежда Вивьен была слишком черной, а тут вдруг такие цвета, блестящее золото!» Вивьен и вправду придумала одежду для героев, о чем и гласила вывеска на магазине, а героизм, по задумке Вивьен, был частью непрекращающейся панковской кампании, посвященной одежде. «Я не считаю, что нужно запереться на все замки. Людей не подвигнешь изменить окружающий мир, показав им, какие они несчастные и униженные… нужно дать им почувствовать себя великолепно, а уж потом приниматься за изменения».
«Я очень литературна, – однажды утром снова повторила мне Вивьен, – и у меня литературные идеи. Например, пиратские штаны – это из какого-нибудь рассказа. Но не только они – даже поношенные джинсы рождают мысль о некотором жизненном багаже. Если ты носишь старую одежду, то у тебя вид человека пожившего и твои вещи дышат историей. Так что создание пиратских штанов было очень важным моментом: рождался абсолютно новый образ. Я что-то искала и нашла это в историческом костюме, так что и для меня настал момент, когда я одновременно начала оглядываться назад и смотреть в будущее. А еще довольно важно, что я начала осознавать суть «состаренности» и «винтажности» в одежде. Потому что с их помощью в моде тоже можно рассказать историю и намекнуть на жизненный опыт. Малкольм играл крайне важную роль на первых этапах и часто подавал идеи. Но ко времени создания «Пиратов» все стало меняться, а ко времени работы над коллекциями «Ведьмы» и «Панкутюр» я уже совершенно не хотела с ним работать. Большую часть времени он проводил в Штатах, а потом появлялся и вмешивался в мою работу, и мне вскоре расхотелось, чтобы он мной командовал.
Тогда-то, во время создания «Пиратов», наши творческие пути и разошлись. Можно сказать, Малкольм дал коллекции название, а я дала ей жизнь. Его рядом не было, я сделала все сама, а он вел себя как бросивший семью отец. Он предложил несколько идей, какие выбрать ткани – с рисунком в виде завитков и набивную с африканскими узорами, которая стала нашей фирменной, но увидели мы ее у моего друга, модельера Жана Шарля де Кастельбажака, когда с Гэри Нессом как-то зашли к нему в студию. А потом Малкольм перестал участвовать в творческом процессе.
Нужно признать, что отчасти мне было интересно узнать, сможет ли такой человек, как я, не представляющий крупную модную марку, удержаться в этой сфере не только благодаря хорошему маркетингу, а благодаря таланту, труду и «сарафанному радио». Мне было с практической точки зрения интересно, чему мода как бизнес может научить меня. Чтобы мода заставила меня выжить в деловом мире. Чтобы самой лучше понять этот мир. Так я к этому подошла – как к задаче на сообразительность. Задаче для себя. Я поставила себе целью полностью контролировать создание моделей, считала это своей обязанностью, потому что если бы не контролировала все сама, то просто плыла бы по течению. А еще я чувствовала нечто такое – наверное, я покажусь сумасшедшей, но, может, я такой и была, – что можно выразить примерно так: вдобавок к намерению что-то себе доказать во мне сидело чувство долга. Долга по отношению к миру моды, к себе. Раз я могу что-то сделать, то любой ценой должна это сделать. Потому что если не я, то этого не сделает никто. Я и в политике такая же. И в детстве была такой, когда сказала: «Это сделала я». Не знаю… Так я и занялась модой, и, хотя подчас приходилось работать до изнеможения, я ни о чем не жалею. Напротив, я смогла доказать себе что хотела, я получаю истинное удовольствие от создания одежды и посредством нее могу высказать свою позицию. Но если бы кто-нибудь в 1979-м подошел ко мне и сказал: «Слушай, Вивьен, у тебя хорошо получается, но и у меня получится не хуже, я могу делать твою работу. А ты иди учись», я, вероятно, ответила бы: «Что ж, ладно, пойду».
