Книга Критическая масса. Как одни явления порождают другие, страница 150. Автор книги Филип Болл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Критическая масса. Как одни явления порождают другие»

Cтраница 150

Роберт Каган из отдела Фонда Карнеги по проблемам международной безопасности (Вашингтон, округ Колумбия) считает, что Евросоюз представляет собой воплощение кантианского представления о вечном мире и играет благотворную роль в современной международной политике. В то же время он предлагает довольно парадоксальную точку зрения на мировую политику, полагая, что кантианское миролюбие Евросоюза может проявляться лишь потому, что во всем остальном мире ведущую роль играют могущественные США, придерживающиеся гоббсовской философии превосходства силы. Европа уже живет в «постисторическом раю» и поэтому может спокойно заниматься проблемами мира и международной безопасности. Безопасность этого состояния Европы обеспечивается военной мощью Соединенных Штатов, которые пока еще «продолжают брести в болоте всемирной истории» и т.д.16 Стоит отметить, что предлагаемая Каганом картина весьма упрощена, так как он рассматривает международные отношения с чисто гоббсовских позиций войны и враждебности, не учитывая важной роли, которую играют сейчас в мировой политике экономика, торговля, культура и история. Кроме этого, он упускает из виду некоторые нюансы международных отношений (например, антагонизм между США и многими исламскими государствами может быть обусловлен не принципиальными противоречиями, а конкретной политикой США в регионе Ближнего Востока). В то же время работа Кагана еще раз наглядно демонстрирует, что вопросы организации международных отношений, сформулированные еще в эпоху Просвещения, так и остались нерешенными, да и обсуждаются практически в тех же терминах.

Смогут ли народы когда-нибудь начать сотрудничество без внешнего принуждения? Каким образом может осуществляться такое сотрудничество, если сейчас могущественные державы продолжают эксплуатировать население и ресурсы малых стран? Следует ли отдельным странам становиться агрессивными «ястребами» или миролюбивыми «голубями»? Полезно ли мирному государству притворяться ястребом, демонстративно наращивая военную мощь и создавая атомное оружие? Какие действия следует признавать «правильными» (Локк, конечно, употребил бы определение «естественными») при отражении агрессии? Какие войны можно назвать справедливыми? Теория игр позволяет не только ответить на некоторые из этих вопросов, но и выявить заложенные в них очень непростые противоречия и мотивы, т.е. сформулировать эти вопросы более точно.

ОКОПНАЯ ВОЙНА

Начнем рассмотрение войны, которую никто не может считать не то что справедливой, но даже разумной. Историк Эрик Хобсбаум пишет: «С 1914 года начался век массовых убийств. Миллионы людей были загнаны в окопы и жили за песчаными брустверами вместе с крысами и вшами». В этой кровавой схватке Франция потеряла пятую часть всех мужчин призывного возраста, а Англия — полмиллиона мужчин в возрасте до 30 лет. «Западный фронт, — писал Хобсбаум, — привел к немыслимому ужесточению военных действий и политических решений. Каждая из сторон стремилась к полному уничтожению противника, не считаясь даже с собственными потерями в живой силе и материальных ценностях».17 Безусловно, тотальная война 1914-1918 годов сделала возможным массовое уничтожение гражданского населения в последующих конфликтах и подготовила трагедии Хиросимы и Холокоста.

Читателя может удивить, что я выбрал столь жестокий период истории для обсуждения проблем терпимости и сотрудничества, но мне хочется напомнить о некоторых обстоятельствах, давно ставших легендой Первой мировой войны. Речь идет знаменитых рождественских перемириях на Западном фронте, когда солдаты воюющих сторон на короткое время прекращали боевые действия, поздравляли друг друга и даже играли в футбол на нейтральной полосе между линиями окопов и рядами колючей проволоки. Легенда гласит: после этого солдаты возвращались в окопы и продолжали воевать. На самом деле все обстояло значительно сложнее. Один из английских офицеров, инспектировавших войска на передовой, в своих воспоминаниях пишет, что он был поражен не столько грязью, бессмысленностью и убожеством окопной жизни, сколько обыденным отношением солдат к войне вообще:

Я был удивлен, увидев немецких солдат, разгуливающих в непосредственной близости от наших окопов, причем наши солдаты не обращали на них никакого внимания и не пытались стрелять. На мои замечания никто не реагировал, хотя я настойчиво повторял всем, что такое поведение на войне является ненормальным. Похоже, солдаты обеих армий временами забывали о войне и действовали по житейскому принципу «живи и давай жить другим»18.

Разумеется, солдаты не забывали о войне, но одновременно понимали, что на Западном фронте никто не может одержать победу. Поведение солдат объяснялось вовсе не трусостью, ленью или отчаянием. Оно было просто рациональным, т. е. люди делали то, что считали самым разумным в сложившейся обстановке. Это безразличие к исполнению своего воинского долга, естественно, вызывало тревогу и беспокойство у командования, вследствие чего время от времени отдавался приказ о наступлении, бросавшем такие «миролюбивые» части в безнадежные атаки. Военное руководство как бы старалось внушить или напомнить солдатам, что именно их вчерашние собеседники и почти приятели являются смертельными врагами, которых следует уничтожать.

Проблема заключалась в том, что немцы находились в такой же ситуации. Выбор был очень прост и ограничен. Солдаты могли следовать приказам командования, что означало непрерывную войну, т. е. артиллерийский обстрел вражеских позиций и безжалостную стрельбу снайперов по каждому дураку, который осмеливался поднять голову во вражеских окопах. Однако солдаты обеих сторон по негласному соглашению предпочитали воздерживаться от любых боевых действий, если на них не было прямого приказа сверху. Каждый надеялся как-то спастись и перебраться в тыл до следующего кровопролитного и бессмысленного наступления. Никому не хотелось дополнительно рисковать своей жизнью в перерывах между боевыми действиями.

Известно, что в армиях всех стран большое внимание уделяют военной пропаганде, демонизирующей врага и заставляющей солдат искренне ненавидеть противника. Конечно, частично такая агитация имела успех, и многие англичане наверняка глубоко ненавидели и презирали «бошей», однако в окопах эти иллюзии быстро развеивались, особенно когда солдаты убеждались, что немцы с удовольствием оставляют их в покое, как только они сами перестают обстреливать противника. Некоторые армейские части доходили до того, что действительно заключали формальные соглашения о перемирии с противостоящими им немецкими частями. Разумеется, командование рассматривало такие действия как прямую измену, и военно-полевые суды приговаривали инициаторов таких перемирий к расстрелу. Однако никакие карательные меры не помогали, и принцип «живи и давай жить другим» постоянно демонстрировал свою силу вдоль всей передовой даже при отсутствии прямых контактов между сторонами. Принцип побеждал благодаря молчаливому соучастию солдатской массы, несмотря на ярость и отчаяние генералов обеих армий.

Перемирия не были гуманными соглашениями о прекращении убийств (или по крайней мере не начинались с таких размышлений). Скорее наоборот, убийства приводили к перемириям. Солдаты прекрасно понимали, что если, например, они нарушат негласное соглашение о прекращении артиллерийского обстрела, то противнику придется ответить тем же, в результате чего обе стороны понесут тяжелые потери. Дж. Белтон Кобб в своей книге Stand to Arms (1916) писал: «Как только англичане начинают обстрел германских позиций, немцы отвечают тем же, так что потери сторон примерно выравниваются. Удачному попаданию английского снаряда, убивающему пятерых немцев во вражеских окопах, в скором времени будет соответствовать столь же удачный выстрел немецкой пушки»'9.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация