Существует непреодолимая пропасть между поведением субатомных частиц и поведением людей, которое и составляет предмет изучения всех социальных наук... Помимо чисто физических законов в действиях людей всегда проявляется нечто, именуемое волей, — непредсказуемая способность к изменению поведения в самый последний момент. Имея же дело с элементами природы, мы всегда можем быть уверены по крайней мере в том, что эти элементы не станут «капризничать» и менять свои намерения8.
Это высказывание содержит в себе целый ряд неочевидных утверждений. Разумеется, Хейлбронер прав относительно того, что люди имеют возможность осуществлять выбор поведения в отличие от частиц материи (хотя некоторые специалисты в квантовой физике и приписывают частицам такую способность). Однако возникающая из-за этого неопределенность вовсе не означает, что социологи должны отказаться от попыток создать модели массового поведения, некоторые из них были описаны ранее. Еще первые статистики понимали, что при изучении крупных групп населения проявляются определенные закономерности.
Кроме этого, Хейлбронер не учитывает, что во множестве реальных ситуаций люди имеют лишь очень ограниченный выбор линий поведения и весьма стеснены в принятии решений, вследствие чего при длительном изучении достаточно больших групп людей всегда можно выявить статистические закономерности, несмотря на индивидуальность поведения и свободный выбор каждого отдельного человека в группе. Вспомним описанные в 6 гл. модельные эксперименты Дирка Хелбинга, где изучался процесс возникновения «тропинок» через свободное пространство, когда люди могут пересекать его, начиная движение из любой точки по периметру. Вначале паттерны отсутствуют, но впоследствии, как только обозначаются некоторые «входы» и «выходы», движение упорядочивается. Примерно так же обстоят дела и в экономике: торговцы на рынке, конечно, формально полностью свободны в своих поступках, но ясно, что свобода их выбора весьма ограничена, поскольку речь идет о покупке или продаже обычно лишь довольно ограниченного ассортимента определенных товаров в определенный момент времени.
Можно понять сомнения Хейлбронера по поводу того, что экономика может стать точной наукой, ведь мы уже видели, каким непредсказуемым и странным может быть поведение рынка. Однако, по иронии судьбы, экономическая мысль чаще всего впадает в другую крайность. Теорети- кам-экономистам следовало бы в отчаянии заламывать руки, размышляя о непредсказуемости человеческого поведения и капризах моды, а они вместо этого продолжают вновь и вновь создавать модели, в которых люди ведут себя совершенно предсказуемым образом подобно рациональным автоматам. В этом отношении вторжение физиков в экономику следует всячески приветствовать, так как сейчас именно физики настаивают на разработке более реалистических моделей человеческого поведения.
Что побуждает экономистов рассматривать людей в качестве автоматов? Единственное объяснение, на мой взгляд, состоит в том, что только так теоретики могут заставить свои модели хоть как-то работать. Это замечание не является ни издевательским, ни циничным, а лишь отражает истинное положение дел. Вплоть до самого последнего времени не существовало практически никаких разумных моделей, отражающих случайность поведения в рассматриваемых системах. Интересно, что к изгнанию человеческого фактора из экономической науки приложили руку именно математики. Ведь первые экономисты, от Адама Смита через Джона Стюарта Милля до Карла Маркса, рассматривали себя в большей степени в качестве моральных и политических философов, их исследования экономики капиталистического рынка были неразрывно связаны с анализом социального и политического поведения людей. Точно так же, в сущности, поступали и многие крупнейшие экономисты XX века, например, Кейнс и Шумпетер. Однако основное направление развития, то, что сейчас называется мейнстримом академической экономики, лежало в иной плоскости. С легкой руки Эджуорта экономисты занимаются созданием не связанных с политикой очень элегантных и абстрактных математических моделей, в которых, к сожалению, не учитываются беспорядочность и суета реальной жизни. Некоторым авторам кажется, по-видимому, что включение «шумов» является оскорблением «интеллигентности» и разумности предлагаемых ими математических моделей рынка.
Интересно, каким образом экономистам удается «выбить» из общепринятой теории пресловутую свободную волю? Дело в том, что в теории долгое время негласно предполагалось, что отдельные рыночные агенты или посредники — трейдеры, покупающие и продающие товары или акции, — являются как бы типичными личностями по Гоббсу. Это означает, что они не связаны непосредственно с этими товарами или акциями, а совершают лишь манипуляции с конкретными объектами, стремясь получить от своих сделок и операций только прибыль в виде денег или каких-либо других преимуществ, называемых экономистами обобщенно utility — полезностью или прибылью. Такой подход представляется вполне разумным и даже очевидным. Что еще может заставить трейдера работать, кроме стремления к прибыли? Однако эта простая проблема неожиданно осложняется, как только мы пытаемся понять механизм, в соответствии с которым отдельный трейдер пытается добиться максимальной прибыли в своей конкретной деятельности. Традиционный подход подразумевает, например, что трейдер является, попросту говоря, правильно запрограммированным и хорошо работающим компьютером, четко представляющим себе рациональные пути к достижению цели. Предполагается, что торговый или биржевой агент в каждый момент времени прекрасно понимает положение на рынке и может рассчитать правильный «ход», подобно тому как это делает компьютер «Дип Блю» фирмы IBM, играя в шахматы против Гарри Каспарова. Грубо говоря, в экономических моделях рыночные и биржевые дельцы всегда выступают в качестве очень информированных и умных «рациональных максимизаторов прибыли».
Теоретики-экономисты пользуются этим привлекательным и простым представлением лишь потому, что поведение таких агентов очень легко моделируется математически и четко определяется предписанными теорией правилами игры. Традиционные экономические модели учитывают влияние на уровень цен только внешних факторов, как бы считая, что любые флуктуации совершенно не зависят от действий и желаний трейдеров. Это предположение и позволяет, собственно говоря, считать рассматриваемые колебания случайными, т.е. гауссовскими. В таких моделях трейдеры выступают лишь в качестве экспертов, оценивающих рост или падение цен, а затем пытающихся проанализировать ситуацию и извлечь из нее максимально возможную прибыль в конкретный момент.
Хотя цены флуктуируют действительно непредсказуемо, это вовсе не означает (в рамках стандартных теорий), что их изменения содержат в себе нечто таинственное. Считается, что изменения цены отражают изменения (возможно, непредсказуемые) так называемых фундаментальных величин — причинных сил рынка. Фундаментальной характеристикой компании, например, является суммарный объем дивидендов, которые она может выплатить за время своего существования. Считается, ято цена акции компании определяется этой величиной.
Но не кажется ли это несколько странным? Кто может точно знать развитие компании в будущем и соответственно величину дивидендов в этом самом будущем? Разумеется, никто не знает, а стандартные микроэкономические теории лишь создают видимость строго математического описания. Еще более сомнительным является неявно содержащееся в теории представление о том, что информация о фундаментальных величинах немедленно и в полном объеме становится известной всем участникам рынка и непрерывно отражается в изменении цен.
