Академическое вознаграждение – хорошие оценки и хорошая работа – обычно достается тем студентам и ученым, которые научились громить чужие работы, а не тем, кто научился опираться на труды своих коллег. В «Культуре спора» я цитирую работу исследователей коммуникации Карен Трейси и Шерил Барац, которые изучали еженедельные семинары для преподавателей и студентов старших курсов в одном крупном университете. Как отмечают авторы в своей статье, опубликованной в 1993 году в Communication Monographs, хотя большинство участников утверждали, что целью семинаров был «обмен идеями» и «обучение новому», на самом деле преподаватели оценивали компетенцию студентов, основываясь на их участии в семинаре. При этом профессора не слишком жаловали студентов, которые задавали, как сформулировал один из них, «милые маленькие наводящие вопросы»; они ценили тех, чьи вопросы были «жесткими и сложными».
Одна из проблем агонистической культуры в высшем образовании состоит в том, что будущие ученые, не чувствующие себя свободно в атмосфере такого рода, могут покинуть научную стезю. В результате многие талантливые и творческие умы оказываются потерянными для академического мира. А если коллег, предпочитающих иной подход, слишком мало, оставшиеся азартнее будут подталкивать друг друга к еще большему накалу противостояния. Некоторые ученые, продолжающие научную работу, неохотно представляют свои исследования на конференциях или соглашаются на публикации, потому что не хотят принимать участие в столь конфликтном общении. Кумулятивный эффект такого положения вещей сказывается в том, что почти все чувствуют себя уязвимыми и вынужденными защищаться и, таким образом, менее готовы предлагать новые идеи, новые перспективы и подвергать сомнению общепринятое мнение.
Хотя нападки в научном мире являются ритуальными – предписанными правилами академического общения, – но те эмоции, которыми они питаются, могут быть вполне реальными. Джейн Томпкинс, литературный критик, которая пишет о жанре вестерна в современной художественной литературе и кинематографе, сравнивает общение в научных кругах с перестрелкой. В статье 1998 года в The Georgia Review она упоминает о том, что отправной точкой ее карьеры была публикация статьи, «начинавшейся с прямой атаки на другую женщину-ученого. Когда я писала, я чувствовала себя героем вестерна. Эта дама не только утверждает a, b и c, она еще и считает x, y и z! Это была явная жесткая провокация». Так как ее оппонент была известна в научных кругах, а она сама – нет, Томпкинс казалось, что она имеет право «бить ее любым оружием, которое только есть в моем распоряжении».
Позднее, слушая на конференции докладчика, который разносил в пух и прах работу другого ученого, она почувствовала, что присутствует при «каком-то ритуальном наказании, чем-то среднем между боем быков, где толпа восхищается мастерством матадора и приветствует его победу, и публичным сожжением, где присутствующие являются свидетелями справедливого суда над преступником. Потому что академический опыт сочетает в себе черты восхищения, жажды крови и морального удовлетворения».
На более глубоком уровне концептуальная метафора интеллектуального спора как битвы ведет нас к разделению исследователей на враждующие лагери. Примеры можно найти почти в каждой сфере научной деятельности. Например, многие дисциплины подвержены влиянию – и искажению – упрямой дихотомии между врожденным и приобретенным, хотя очевидно, что на каждого из нас влияют и биология, и культура. Такое разделение способствует тому, что студенты и ученые нападают на работы друг друга, а не пытаются их понять. А те, чьи работы оказываются интерпретированы неправильно, в конце концов направляют всю свою творческую энергию на защиту сделанного ими, хотя могли бы использовать ее более продуктивно.
У агонизма есть еще один серьезный эффект: он является одной из причин того, что ученым бывает непросто убедить политиков проявить внимание к их исследованиям. Любой политик, столкнувшийся с полезной научной работой, тут же находит другую работу, развенчивающую выводы первой. Не имея нужных знаний, чтобы самостоятельно определить, кто прав, политики обычно заключают, что обращаться за советами к ученым не имеет смысла.
Наша агонистическая идеология кажется настолько глубоко внедрившейся в академический мир, что непонятно, какие альтернативы у нас имеются. В своей книге «Охватывая противоречия» английский профессор Питер Элбоу называет наш подход к идеям «игрой в сомнения» – это метод выискивания недостатков. Но он говорит, что нам необходимо освоить еще один подход – «игру в убеждения», которая поможет выискивать сильные стороны. Две игры должны дополнять друг друга. Хотя мы не обязаны соглашаться со всеми авторами, которых мы читаем, но мы скорее научимся у них чему-то, не проявляя мгновенного недоверия.
На мой взгляд, нам нужны новые метафоры для того, чтобы размышлять о нашем академическом предприятии или концептуализировать интеллектуальный обмен. Мы можем узнать гораздо больше, если будем воспринимать теории не как статическую структуру, которую нужно развенчать или фальсифицировать, но как набор идей, которые можно рассмотреть и изменить. Социолог Кетри Дэйли в предисловии к своей книге «Семьи и время» предлагает «относиться к теориям как к тесту для хлеба, которое поднимается благодаря наличию синергической смеси ингредиентов, а затем снова опускается при добавлении новых ингредиентов и человеческих усилий».
В сфере образования Дон Маккормик и Майкл Кан в статье, опубликованной в 1982 году в Exchange: The Organizational Behavior Teaching Journal, говорят о том, что обучить критическому мышлению легче, используя метафору постройки амбара, а не боксерского поединка. Мы должны представлять себе «группу строителей, вместе возводящих здание, или группу художников, вместе работающих над произведением искусства».
Маккормик и Кан высказывают еще одну мысль, которую, как я писала в «Культуре спора», я считаю наиболее важным и опасным аспектом культуры агонизма. Жизнь, работа и мышление в стиле, сформированном под влиянием метафоры сражения, создает атмосферу враждебности, которая отравляет наши отношения и в то же время портит цельность наших исследований. Агонистическая культура не только не является лучшим путем к истине и знаниям, но и разрушает человеческий дух.
После обсуждения академических мемуаров в нашем книжном клубе я поделилась своим разочарованием с одной из участниц. Она заметила: «Оказалось, что эта книга не является лучшим образчиком жанра».
«Но мы читали не образчик жанра, – возразила я. – Мы читали книгу, написанную человеком».
Такая смена фокуса нашего внимания может стать самым значительным приобретением, если мы сможем выйти за пределы критики в узком смысле этого понятия. Мы сможем больше брать друг у друга, будем лучше услышаны, привлечем больше разнообразных талантливых личностей в науку и вернем гуманизм в свою жизнь, работу и академический мир, в котором мы обитаем.
