Графиня Калиницкая ждала его.
— Я провожу вас, — сказала она. — Уже поздно, а вы, я полагаю, начинаете заниматься вашими военными делами с рассветом!
Она шла перед ним по коридору с подсвечником в руках. Франсуа заметил, как покачиваются ее бедра. Проходя мимо карты Смоленской губернии, он взглянул на крупное зеленое пятно к западу от города. Графиня, перехватившая взгляд Франсуа, сказала:
— Это Катынский лес. Он начинается в пятнадцати верстах отсюда. Туда я водила Ольгу собирать грибы.
Бейль зафиксировал в памяти расположение этого леса. Он мог бы оказаться полезен в случае возможной эвакуации из Смоленска.
Графиня подошла к двери, разделявшей дома, и открыла ее.
— Благодарю вас за визит, генерал. Он был мне очень приятен в том горе, в котором я живу.
И, помолчав пару секунд, добавила:
— Меня зовут Кристина.
— Доброй ночи, Кристина, — произнес Франсуа, целуя ей руку.
Дверь снова закрылась, и он услышал звук ключа, поворачивающегося в замочной скважине. Он пересек прихожую, освещавшуюся тусклым светом с площади, и вошел в спальню. Голова его полнилась противоречивыми впечатлениями.
* * *
Весь день вторника 13 октября польские и французские кавалеристы постоянно ездили все дальше и дальше в южную часть города. Подтверждалось сообщение, что русская армия движется в западном направлении. Они не наблюдали никаких попыток атаковать Смоленск, но это неизбежно должно было произойти во время прохода русского арьергарда, которому наверняка поручили бы ликвидировать очаг сопротивления.
Генерал Бейль пытался определить местоположение Великой армии. Она находилась далеко впереди и от него, и от русских войск, в шести днях перехода, то есть примерно в двухстах пятидесяти километрах. Скорее всего, она уже форсировала Березину севернее Минска, где император планировал найти поле для битвы, чтобы дождаться и разгромить Кутузова. Утром в течение часа шел дождь, что обеспокоило генерала, так как избыток воды превратил бы дороги в грязное месиво и затруднил его отступление из Смоленска. К счастью, после полудня небо просветлело, и солнце высушило окрестности. Бейль подумал, что ему предстоит провести в городе еще три дня, прежде чем поступит неизбежный приказ императора.
Во второй половине дня он занялся инспектированием расквартированных войск, проверил, получают ли лошади достаточный корм и уход. Это было необходимо для быстрого пересечения следующего отрезка пути.
На восточной стороне центральной площади он наткнулся на палатки штатских, относившихся к дивизии, и беженцев, примкнувших к французам. Они разместились рядом с палатками 141-го пехотного линейного полка, обеспечив себе таким образом защиту. Зрелище было удивительное, словно на каком-нибудь рынке во Франции. Каждый устроил себе небольшой очаг, на который поставил котелок. Несколько детишек прыгали среди камней, наверняка дети беженцев. Крепкие мужчины заметили генерала Бейля и окружили его лошадь.
~ Когда выступаем? — спрашивали они, пока все остальные причитали: — Нельзя ждать, русские вот-вот придут.
Генерал Бейль, наклонившись к шее лошади, ответил им:
~ Не бойтесь, мы отправимся вовремя, но вы должны быть наготове. Занимайтесь починкой своих телег, заготовьте запасные колеса, погрузите мешки с сеном для лошадей, так как никто не обещал, что по дороге мы его найдем.
Мужчины смотрели на него горящими глазами. Половина из них, очевидно, не понимала ни слова по-французски. Другие пытались переводить, произнося какие-то слова по-немецки и по-польски. Затем все одобрительно закивали. Разнообразие их одежды привело Бейля в замешательство: драповые или кожаные штаны, шинели до щиколоток, залатанные сапоги, лес шапок, беретов, картузов, на которые пошли все возможные виды тканей и шкур.
Генерал Бейль выпрямился и легонько пришпорил Вольту. Когда он отъехал, эта странная толпа стала кричать здравицы, наполнившие теплотой его сердце.
Подъехав к дому, он принял решение поужинать как можно раньше и сразу же лечь спать.
Ужин приготовила Мари-Тереза, а подал Лоррен. Очевидно, им удалось отстранить подозрительную Анну, которая гремела кастрюлями на кухне.
Мари-Тереза приносила блюда прямо в столовую. Франсуа заметил, что она очень красиво одета, в чисто польском стиле: в широкую плиссированную черную юбку и корсаж с пышными рукавами и красным бархатным бантом под горлом.
— Ты очень элегантна, — сказал он ей. — Но где ты нашла такой наряд? Ты же не могла увезти его из Москвы!
— В этом доме столько шкафов, — покраснев, ответила она. — Я заглянула посмотреть, что там внутри, потому что никогда не забываю, что прислуживаю знаменитому генералу Бейлю!
— Ну, насчет «знаменитого» я не уверен, но получилось у тебя восхитительно.
Мари-Тереза забрала супницу из рук Лоррена и вернулась на кухню.
После ужина Франсуа Бейль поднялся к себе в спальню. Он хотел провести спокойный вечер. На полках он заметил несколько завалившихся друг на друга книг с французскими названиями. Он узнал «Жака-фаталиста», один из любимых романов отца. Взял эту книгу, положил на кровать и начал раздеваться, последовательно снимая жилет, сорочку и брюки для верховой езды. Затем лег на кровать, поднес свечу и начал читать. Он пытался найти фразу «это написано выше», которую любил цитировать отец. Перевернул первую страницу, но дальше не продвинулся. Уснул.
* * *
Проснулся Франсуа словно от легкого толчка. Что происходит? Он с трудом собрался с мыслями. В комнате появился свет от второй свечи. Она освещала высокий силуэт, завернутый в темную накидку Франсуа узнал графиню Калиницкую. Та подошла к кровати и произнесла тихим голосом:
— Надеюсь, вы не будете ругать меня за то, что я вас разбудила. Я видела, что у вас в комнате еще горит свет…
Затем она повернулась к креслу, сняла накидку, аккуратно сложила ее, сбросила домашние туфли. На ней осталась лишь белая рубашка до колен с вышивкой на груди.
Она подошла к кровати, и Франсуа подвинулся, освобождая ей место. Графиня села на край кровати, затем ловким движением подняла колени и повернулась, примостившись рядом с Франсуа. Не дотрагиваясь до него, она снова заговорила шепотом:
— Я говорю так тихо, потому что в этом доме все слышно, а я бы не хотела, чтобы кто-нибудь услышал меня и узнал, что я здесь, у вас. Для меня это было бы ужасно. Я знаю, что поступаю неправильно, что это нехорошо, но постарайтесь меня понять! Я живу одна, с несколькими слугами, в этом ужасном городе. Мне не с кем поговорить. Ольга еще слишком мала, чтобы я могла делиться с ней своими заботами. Вот уже семь лет, как ко мне не приближался ни один мужчина, даже на балу. Я очень любила своего мужа, хотя о нашем браке договорились родители. Но он уехал на войну через год после рождения Ольги, а еще через год его убили.
Франсуа Бейль слушал ее со странным чувством. Ему казалось, что обращается она не к нему, а к себе самой, и жалуется на жизнь, чтобы оправдать себя. Она и не смотрела на него. Ее лицо было обращено к потолку. Она замолчала и лежала неподвижно.
