Еще одним важным событием в жизни семьи, помимо получения писем, были показы фильмов из коллекции Алексея, которые они устраивали иногда, благо в их распоряжении был проектор, который им когда‑то преподнесли в подарок, и большое количество фильмов, снятых оператором Пате для Алексея во время войны.
Другим вечерним развлечением было слушать, как Николай читает вслух. За пять месяцев их заключения в Александровском дворце он прочитал им немалое количество популярных французских и английских романов: «Граф Монте‑Кристо» Александра Дюма и приключенческие повести Альфонса Доде «Тартарен из Тараскона» и «Тартарен в Альпах», популярный роман «Тайна желтой комнаты» Гастона Леру, который всем очень полюбился. Но, несомненно, наиболее популярными были рассказы Конан Дойля: «Пестрая лента», «Собака Баскервилей», «Этюд в багровых тонах» и «Долина страха».
Эти развлечения приключениями и вымыслом были нужны, чтобы хоть на короткое время отвлечь семью от реалий их заключения. Когда наступила удушающая летняя жара, время, когда они обычно с наслаждением вдыхали морской бриз в Петергофе или Крыму, «Царское как будто вымерло. Его окон было почти не видно за рвущимися внутрь ветвями неподрезанных деревьев, — вспоминала Лили Ден. — Трава росла между камнями его молчаливого двора».
Незадолго до своего отъезда из Петрограда ей удалось попасть туда, чтобы попытаться хоть мельком увидеть царскую семью: «Я ходила туда и сюда, поглядывая на окна, но там, во дворце, никто не подавал признаков жизни. Я хотела позвать вслух, крикнуть, что я тут, но не посмела, опасаясь за их и свою безопасность»
[1276]. Валентина Чеботарева тоже жаловалась на замершую жизнь города. Он полностью изменил свой характер и потерял всю свою былую гордость и силу. Теперь все, что можно было там увидеть, — это солдат, бесцельно бродивших, лузгавших семечки, развалившись на траве. Они выудили рыбу из прудов и затоптали все клумбы в скверах. «Теперь почти не видно детей, — писала она с грустью. — Они живут однообразной жизнью. Дети развлекают друг друга, у Ольги и Марии — история… Они копают в саду, сами посадили морковь». «Вчера, — как они сообщили ей, — мы проехались немного на велосипедах. По вечерам мы собираемся вместе, и папа читает вслух. Алексей ходит с папой намного больше». Такова вкратце была их жизнь в это время.
Что касается их матери, то она «думала только о прошлом»
[1277]. Все более религиозный тон писем Александры свидетельствовал о ее решительном уходе от реального мира в мистическое созерцание смерти и искупления. Библия и Писания {святых отцов}, говорила она, дают ей ответы на все вопросы жизни, и она гордилась отзывчивостью своих детей: «Они понимают много глубоких мыслей, их души растут через страдание»
[1278]. Страдание стало ремеслом их семьи, и Бог, она была уверена в этом, увенчает их за это.
5 июня, когда Анастасии исполнилось шестнадцать лет, в подарок на день рождения она получила «пару сережек, и мне прокололи уши», рассказала она Кате, хотя «это, так сказать, небольшая новость»
[1279]. Но радость вскоре была испорчена: ей пришлось расстаться со своими длинными волосами. После того как девушки заболели корью, у всех них стали большими клоками выпадать волосы, у Марии особенно, и в начале июля им пришлось обрить головы. Через день и Алексей сделал то же самое в знак поддержки. Пьер Жильяр зафиксировал в своем дневнике и на фотографии, как стоически они это приняли:
«Выходя в парк, они обматывают головы шарфиками, уложенными так, чтобы это было незаметно. Только я собирался их сфотографировать, как по знаку Ольги Николаевны все они вдруг сняли свои головные уборы. Я запротестовал, но они настаивали, их очень веселила идея сфотографироваться в таком виде, им не терпелось посмотреть на удивленный вид возмущенных родителей».
Жильяра утешало то, что он видел: «Их хорошее настроение вновь появляется время от времени, несмотря ни на что». Он объяснял это «кипучей молодостью» девочек. Хотя они перенесли потерю своих прекрасных длинных волос легко, не падая духом, их болезненно замкнутая мать восприняла это совсем по‑другому. На фотографии Пьера они стали похожими, как она выразилась, на осужденных
[1280].
После того как в Петрограде ситуация обострилась, возобновилось обсуждение эвакуации семьи. 4 июля до Елизаветы Нарышкиной дошли слухи о том, что «группа молодых монархистов разработала безумный план: отвезти их ночью на машине в один из портов, где их будет ждать английский пароход». Но она боялась «повторения Варенна» — попытки бегства свергнутого Людовика XVI, его жены и семьи в 1791 году, которая закончилась арестом и казнью короля и королевы
[1281].
Учитывая возможность большевистского переворота против Временного правительства тем летом, Керенский (уже избранный на пост премьер‑министра), которого беспокоили заговоры с целью тайно вывезти Романовых из страны, приехал в Александровский дворец повидаться с Николаем. Поскольку радикальные элементы в Петроградском Совете могли попытаться взять штурмом дворец, он сообщил Николаю, что царскую семью «отправят скорее всего на юг, учитывая близость Царского Села к столице, где обстановка напряженная»
[1282].
Как понял граф Бенкендорф, Керенский полагал, что «было бы разумнее для Его Величества и его семьи… поселиться где‑нибудь в глубинке, подальше от заводов и гарнизонов, в загородном доме какого‑нибудь землевладельца»
[1283]. Они обсудили возможность поселиться в имении великого князя Михаила в Брасово, под Орлом, в 660 милях (1060 км) к югу отсюда. Но вскоре выяснилось, что местные крестьяне были настроены враждебно
[1284]. Были даже разговоры об отправке семьи в Ипатьевский монастырь в Костроме. Николай и Александра все еще не оставляли надежды поселиться в Крыму, поскольку его мать и сестры со своими семьями теперь жили там. Но Керенский считал, что об этом не могло быть и речи, поскольку будет невозможно проделать весь этот путь на поезде через охваченные политическим движением промышленные города центральной России
[1285].
