Глава 12
Господи, пошли ему счастья, моему любимому
23 февраля 1913 года был особенным днем для восемнадцатилетней великой княгини Ольги Николаевны. Вместе с отцом, матерью и тетей Ольгой она побывала на своем первом большом светском балу в Дворянском собрании в Санкт‑Петербурге. Царь и царица не бывали на балах в городе со времен большого костюмированного бала 1903 года. Александра вынуждена была провести большую часть дня в постели, но она была полна решимости непременно появиться на балу ради своей дочери. Правда, ей вновь пришлось рано уехать оттуда
[717]. Татьяна должна была поехать на этот бал вместе с сестрой, но она лежала больная в Зимнем дворце. Через несколько дней врачи подтвердили, что у нее брюшной тиф
[718]
[719].
Ольга была решительно настроена не допустить, чтобы эти огорчения испортили ей вечер. Она прекрасно выглядела «в простом бледно‑розовом шифоновом платье». Как и на балу в честь ее шестнадцатилетия в Ливадии, «она танцевала все танцы, веселясь искренне и просто, как и любая девушка на своем первом балу»
[720]. Ее собственная запись о том вечере гораздо прозаичнее: «Я много танцевала, было так весело! Тьма народу… это было так красиво!»
[721] Она с удовольствием танцевала кадриль и мазурку со многими из своих любимых офицеров и была счастлива, что ее дорогой друг Николай Саблин со «Штандарта» был ее кавалером на балу. Мэриэл Бьюкенен была очарована видом старшей великой княжны в тот вечер, одетой с «классической простотой», с единственным украшением — простой ниткой жемчуга, но при этом такой неотразимой с этим ее «чуть курносым носиком». В ней было «обаяние, свежесть, обворожительный восторг, что делало ее неотразимой»
[722]. Мэриэл Бьюкенен вспоминала, как видела, что Ольга «стояла на ступенях, которые ведут вниз из галереи в бальный зал, и весело пыталась примирить трех молодых великих князей, которые спорили между собой, кому из них она обещала следующий танец». Это заставило Мэриэл на минуту задуматься: «Наблюдая за ней, я задавалась вопросом, что же ждет ее в будущем и за кого из многих возможных женихов, о которых поговаривают время от времени, она в итоге выйдет замуж»
[723].
Вопрос о будущем браке Ольги неизбежно приобрел большое значение в год празднования юбилея дома Романовых. До сих пор о сестрах из царской семьи в российской прессе писать было нельзя, но вот они впервые были официально представлены народу. Роль Ольги как старшего ребенка в семье вновь стали кулуарно обсуждать, когда зимой 1912/13 года случился кризис в российском престолонаследии. Когда Алексей лежал при смерти в Спале, младший брат Николая Михаил тайно уехал в Вену, чтобы жениться на своей любовнице, Наталье Вульферт, разведенной женщине неаристократического происхождения. Михаил знал, что если Алексей умрет и он снова станет наследником, Николай запретит ему этот морганатической брак. Михаил надеялся, что, женившись втайне от брата, он сможет позже преподнести это как свершившийся факт. Но Николай был в ярости, и его ответ был суровым: он потребовал от Михаила отказаться от своего права на престол или же немедленно развестись с Натальей, чтобы предотвратить скандал. Когда же Михаил отказался сделать это, Николай заморозил счета Михаила и объявил о его изгнании из России. В конце 1912 года в русских газетах был опубликован манифест, где было объявлено об исключении Михаила из регентства, о лишении его военных званий и должностей, а также о лишении наследственных титулов. По законам наследования старший сын великой княгини Марии Павловны Кирилл должен был стать регентом в случае, если Николай умрет до достижения Алексеем двадцати одного года. Но и Кирилл, и два его брата, которые следовали за ним в порядке престолонаследования, были крайне непопулярны в России. И Николай вместо этого принятого порядка приказал отменить существующий закон и велел графу Фредериксу подготовить манифест. В нем он объявлял народу, что назначает Ольгу регентом совместно с Александрой в качестве опекуна до совершеннолетия Алексея. Николай, вопреки существовавшим правилам, опубликовал манифест в начале 1913 года без согласования с Думой. Это неизбежно вызвало яростный протест со стороны великой княгини Марии Павловны.
Имея хорошие связи благодаря своему положению в британском посольстве, Мэриэл Бьюкенен прекрасно знала, что в том году императорская семья оказалась в очень сложной ситуации:
«Брак великого князя Михаила стал огромным потрясением; говорят, дорогой Имп{ератор} убит горем. Никто точно не знает, в чем проблема с маленьким мальчиком, и, если случится худшее, всерьез встанет вопрос о преемственности. Кирилл, конечно, ближайший по очереди, но есть некоторые сомнения относительно того, будет ли любой из Владимировичей допущен до престолонаследия, учитывая, что их мать не была православной, когда они родились. Затем очередь Димитрия, и ему придется жениться на одной из дочерей Императора»
[724].
По‑прежнему ходили настойчивые слухи о помолвке между Ольгой и Дмитрием. Язвительной Мэриэл сама мысль об этом браке казалась довольно забавной. В последнее время она часто встречала Дмитрия в петербургском обществе, где в то время всеобщим увлечением стало обучение современным танцам. «У меня на днях был утомительно‑напряженный урок с Дмитрием, — написала она своему кузену. — Было бы весьма «шикарно», если бы Дмитрий когда‑нибудь стал императором всея Руси, тогда у меня будет возможность говорить, что он научил меня танцу «Банни‑хаг»
[725], не правда ли?»
[726] Однако всякие разговоры о помолвке вскоре прекратились, после того как Дмитрий сделал предложение своей кузине Ирине, единственной дочери великой княгини Ксении, которая его отвергла, приняв вместо него предложение Феликса Юсупова, друга Дмитрия. В том году Николай и Дмитрий стали отдаляться, хотя Дмитрий еще оставался адъютантом императора.
