Во время предыдущего визита румын в Санкт‑Петербург Мария и Александра уже переговорили с глазу на глаз и пришли к согласию, что «ни один из нас не мог ничего обещать от имени наших детей… они должны решить сами за себя»
[843]. Встретившись и во второй раз с неутешительным результатом, они расстались с улыбкой. Они выполнили свой долг, а остальное «было в руках судьбы». Две семьи совершили прощальную поездку по улицам Констанцы, посмотрев на фейерверки и факельное шествие, но, когда они помахали друг другу на прощание в полночь, казалось маловероятным, чтобы «искра любви зажглась между этими двумя {молодыми людьми}»
[844]
[845].
И только после того как царская семья покинула Констанцу, Марта Бибеску узнала, что у девочек, всех вместе, был секретный план, как сорвать всю эту затею. Они «решили… сделать себя как можно более некрасивыми», и для этого они лежали на солнце без шляп всю дорогу из Ливадии, «с тем, чтобы Кароль не влюбился ни в одну из них»
[846].
* * *
Семья Романовых вернулась в Царское Село 5 июня. Как раз вовремя, чтобы отпраздновать тринадцатый день рождения Анастасии. После этого был визит британского линейного крейсера эскадры под командованием сэра Дэвида Битти. Это была важная миссия, направленная на дальнейшее укрепление Антанты. Эскадра прибыла в Кронштадт в понедельник, 9 июня, под салют орудий российских эсминцев. Ее приветствовали тысячи прогулочных лодок с развернутыми знаменами, а напротив, на набережной, теснились толпы ликующих россиян. Британский дипломатический корпус в Санкт‑Петербурге ждала «неделя лихорадочного веселья», в течение которой, как призналась Мэриэл Бьюкенен, она ни разу не легла спать раньше 3 часов ночи
[847]. Царь пригласил адмирала Битти и его офицеров на ланч в Петергоф, а на вечеринке в саду на даче великого князя Бориса Владимировича в Царском Селе девочки забрасывали британских офицеров вопросами. Пытливая Анастасия была самой настойчивой. «Ее детский голос раздавался над гулом разговора», — вспоминала Мэриэл. «Возьмите меня в свою боевую рубку», — упрашивала она. А затем добавляла с озорством: «А можно, вы выстрелите из одной из пушек, а потом просто сделаете вид, что это была ошибка?»
[848]
Среди молодых офицеров на борту одного из британских кораблей, «Нью Зиланд», был молодой принц Джордж Баттенберг, племянник Александры, чей брат Дикки влюбился в Марию во время визита семьи в Наухайм в 1910 году. Джорджи приехал погостить к своим двоюродным сестрам и брату в Царское Село. Офицерам «Штандарта» показалось, что во время всего пребывания у них он уделял много внимания Татьяне, с которой они договорились переписываться
[849]. В последний день официального визита эскадры, 14 июня, утро было солнечное, ясное, на небе — ни облачка. Императорская семья с ответным визитом поднялась на борт флагманского корабля ВМС Великобритании «Лайэн» на торжественный обед с адмиралом, затем девушкам показывали корабль. Им устроили настоящую экскурсию, показав «каждый уголок» корабля. Экскурсию для царских дочерей проводили четыре энергичных молодых мичмана, специально подобранных адмиралом. Один из них, Гарольд Теннисон, вспоминал свой восторг и осознание оказанной чести: «Я водил по кораблю княжну Ольгу, она необычайно хорошенькая и очень веселая». Она и ее сестры были «самым жизнерадостным и симпатичным квартетом, который мне довелось встречать в последнее время, они покатывались со смеху и все время шутили». «Если бы они не были принцессами, — признался он с большим сожалением в письме домой, — я бы не отказался с одной из них погулять!»
[850]
[851]
К концу дня экипаж корабля «Лайэн» был полностью очарован сестрами Романовыми: они не «могли говорить ни о чем, кроме дочерей императора, об их красоте, их обаянии, их веселом нраве, искренней простоте и легкости общения»
[852]. В тот же вечер на борту кораблей «Лайэн» и «Нью Зиланд» должен был состояться прощальный бал для 700 гостей. Корабли были для этого специально соединены тросами. Но, к большому разочарованию гостей бала, Александра не позволила своим дочерям присутствовать на нем. Мэриэл Бьюкенен заметила выражение «задумчивого сожаления» на лицах английских офицеров, когда они прощались с четырьмя сестрами Романовыми. Девушки, как всегда, приняли решение своей матери «без споров и возражений», хотя и выглядели немного «удрученными». Переходя на императорский катер, который должен был отвезти их обратно в Петергоф, Ольга «оглянулась на большой серый корабль и помахала рукой офицерам, вытянувшимся по стойке «смирно» на палубе. Она улыбнулась, но в глазах ее были слезы»
[853]. Этот момент Мэриэл Бьюкенен, оглядываясь на прошлое, десятилетия спустя будет вспоминать с огромным сожалением: «Счастливые голоса, улыбающиеся лица, воспоминания о золотом летнем дне, когда мир еще мог смеяться и говорить о войне, как о чем‑то далеком»
[854].
* * *
15 июня (28 июня НС) пришло известие об убийстве в Сараеве сербским националистом наследника австро‑венгерского престола, эрцгерцога Франца Фердинанда. Николай не упомянул о нем в своем дневнике: политическое убийство такого рода было обычным делом для российской действительности. Возможные последствия этого события поначалу были им недооценены. Гораздо важнее для него сейчас был приближающийся отдых семьи в финских шхерах на «Штандарте». Но в этот раз он был испорчен очередной травмой Алексея: тот ушиб на яхте ногу и снова слег. В конце поездки Александра сказала Анне Вырубовой о своем предчувствии, что чудесные дни, которые проводила семья в Финляндии, навсегда миновали и им «больше никогда не бывать вместе на «Штандарте», хоть семья и собиралась снова подняться на борт яхты осенью, когда они планировали посетить Ливадию. И Алексею, и его матери, по мнению врачей, «солнце и сухой климат» были необходимы
[855].
