Оставалось несколько часов до заката, и он поехал на аэродром к югу от Лондона. Вместе со своим инструктором капитаном Джеком Скоттом они забрались в биплан Airco DH.4 (сконструированный де Хэвиллендом), у которого были превосходный деревянный пропеллер и латунная арматура. Скотт сел на переднее сиденье самолета с двойным управлением, Черчилль расположился позади. Хотя у него не было официальной лицензии пилота, он обладал достаточным опытом, чтобы самому совершить взлет.
Некоторое время все шло как по учебнику. Самолет протарахтел вдоль поля, тяга двигателя была хорошей, и они поднялись на высоту 20–25 метров. К ним были обращены лица наземной команды. Вид, наверное, был впечатляющим – один из самых знаменитых британских государственных деятелей, большая голова которого прикрыта кожаным летным шлемом и защитными очками, взмывает вверх на передовом образце британской техники. Черчилль был одним из первых людей после Икара, кто покорил небо и бросил вызов гравитации, используя аппарат тяжелее воздуха.
Но, когда они поднялись над землей на смертельную высоту, что-то пошло наперекосяк.
В те дни кройдонский аэродром окаймляли заросли высоких вязов. Чтобы избежать столкновения с деревьями, пилот при наборе высоты должен был сделать два поворота с креном – первый направо, а второй налево. Черчилль сделал первый поворот – никаких проблем. Ветер пел, играя с распорками. Спидометр показывал 110 км/ч, вполне достаточно, чтобы избежать падения из-за низкой скорости.
Черчилль повернул налево, изящные стабилизаторы и элероны подчинились его управлению. Медленно и мягко, как его учили, он перевел ручку управления самолетом в среднее положение, чтобы вывести его из крена. При этом ему пришлось переместить ручку управления из предыдущего положения примерно на 30 см. Он заметил что-то странное.
Угол крена по-прежнему составлял 45 градусов. Машина совершенно не слушалась его команд. Напротив, она стала крениться еще больше, показание спидометра стремительно уменьшалось. Уинстон Черчилль моментально понял, что он и капитан Скотт попали в беду.
«Управление не работает!» – крикнул Черчилль Скотту, способному человеку с большим опытом, который уже пережил одно тяжелое крушение, о чем свидетельствовали его ранения. Скотт мгновенно перенял контроль над ручкой управления и педалями, он дергал и толкал их, пытаясь совершить единственно возможный в этой ситуации маневр – направить нос самолета вниз, чтобы набрать достаточную скорость для выхода из скольжения на крыло. Будь они выше, это могло получиться. Но самолет был лишь в тридцати метрах от земли. Крушение было близко.
Они снижались в неуправляемой машине, и Черчилль увидел под собой залитый солнцем аэродром. Ему показалось, что все вокруг охвачено зловещим желтоватым сиянием. В мгновение ока – а у него оставалось не более того – ему подумалось: «Очень похоже, это конец». Весьма вероятно, так оно и было.
Но давайте оставим на одну-две секунды нашего героя, который стремительно мчится вниз к утрамбованной земле Кройдона. Давайте оглянемся на те риски, которым он уже подвергался. Рассмотрим, как он в ущерб себе наливал свинцом статистические игральные кости – не только в своей карьере авиатора, но и в своей эксгибиционистской жажде всяческой славы.
Одержимость Черчилля полетами началась до Первой мировой войны, когда он еще был первым лордом адмиралтейства. В начале 1913 г. он посетил находившийся в ведении военно-морских сил аэродром Истчерч на острове Шеппи. Его очаровала царившая там атмосфера: молодцы, напоминавшие Бигглза
[9], бесстрашно штурмовали небеса, испытывая первые в мире гидросамолеты (авторство этого слова приписывают Черчиллю). Если бы не их усы, все это крайне напоминало бы обстановку ранних дней американской космической программы: повсюду уверенность и воодушевленность.
Черчилль моментально заметил потенциал их дела. Он решил, что у авиаторов должно быть собственное подразделение со своей идентичностью и кастовым духом – так было положено начало тому, что впоследствии стало Королевскими ВВС. «Пока у авиации время Стефенсона, – провозгласил он, имея в виду изобретателя паровоза, – и наши машины еще ненадежны. Но придет день, когда они будут безотказны и крайне значимы для нашей страны». Черчилль был так взволнован, что захотел побывать в воздухе сам – и даже научиться летному делу.
Чтобы понять, насколько он был чокнутым, вспомните, что прошло лишь десять лет, как мир увидел зарю самолетостроения. В 1903 г. Орвилл и Уилбур Райты наконец взлетели на своем странном устройстве в городе Китти-Хок. И вот Черчилль, в возрасте 39 лет, без особой подготовки, желает взять уроки, чтобы управлять этими предметами, которые на современный взгляд почти не напоминают самолеты. Это скорее причудливые гигантские воздушные змеи из брезента с прикрепленным мотором от газонокосилки, которые установлены на колеса от детской коляски. Их конструкция перетянута тросами или кожаными ремнями.
Они кажутся смертоубийственными. Такими они и были. Подсчитано, что в 1912 г. один полет из пяти тысяч заканчивался летальным исходом. По современным стандартам это безумно опасно. Сравните с другим способом передвижения – на велосипеде по Лондону, – который несколько иррационально считается рискованным. При этом к смерти приводит одна поездка из 14 миллионов. Теперь вы понимаете, какой опасности подвергался Черчилль.
В наши дни на таком самолете не позволят взлететь никому, не говоря уже о старшем министре правительства. Одним из первых инструкторов Черчилля был двадцатитрехлетний аристократический отпрыск Спенсер Грей. Но спустя некоторое время Спенсеру пришлось выйти из игры: у него была аварийная посадка, в которой он получил травмы, изменившие его уклад жизни.
Друзья умоляли Черчилля остановиться. Его кузен Санни, герцог Мальборо, сказал: «Я не думаю, что у меня будет возможность написать тебе еще много писем, если ты продолжишь свои путешествия в воздухе. И я всерьез полагаю, что твои обязанности перед женой, семьей и друзьями должны заставить тебя воздержаться от подобной практики или развлечения, – как бы ты ее ни называл, – которая сопряжена со столь большой опасностью для жизни. Ты действительно неправ». Ф. Е. Смит заявил ему, что он ведет себя «по-дурацки» и «несправедливо по отношению к семье».
Его кузина леди Лондондерри сказала, что он был «злым». Жена Черчилля Клементина была крайне обеспокоена его увлечением, и порою он уходил тайком, ничего не сказав ей. «Сегодня я плохо вел себя и полетал», – признался он 29 ноября 1913 г., словно он пробрался в кладовую и съел пудинг, приготовленный для детей.
Затем его инструктором был другой молодой и лихой капитан Гилберт Уайлдмен-Лашингтон. Черчилль провел с Лашингтоном весь свой день рождения, 30 ноября, причем немалую его часть в воздухе. Капитан написал своей невесте мисс Эйрли Хайнс о неудержимом ученике: «Мы с Уинстоном взлетели по его распоряжению в 12:15, и он был настолько захвачен, что не представлялось возможным вывести из машины. За исключением ¾ часа на ланч мы были в машине до 3:30. Он подает большие надежды и снова приедет сюда для обучения и практики».
