Прежняя философия природы и духа видела в единстве индивидуальности первоначальный факт. Философские системы, претендующие на роль адекватных выразителей науки, видят в единстве лишь мимолетную, изменчивую, обманчивую форму, комбинацию, чтобы не сказать игру многообразного. Так объясняется господство в настоящее время во всех областях исследований точки зрения, получившей название социальной
[1777]. И не только общество рассматривается как предшествующее, а следовательно, высшее, чем индивидуум. В антропологии – раса, в истории – нация, в литературе – жанр произведения, в лингвистике – предложение
[1778] рассматриваются некоторыми как живущие своей собственной жизнью, отличной от жизни составляющих их элементов и даже служащей источником жизни этих последних. Вот, говорят нам, реальности, первоначала, истинные существа.
Как не сказать, однако, что мы имеем здесь дело с точкой зрения, имеющей очень мало общего с наукой, и никак уже не положительной, а с возрождением античного реализма, который критика считала навсегда отжившим? С этой точки зрения, – если обратиться к вышеприведенным примерам, – грамматическое предложение, литературный жанр, нация, раса, общество нам даны как высшие реальности, независимые от представления о них нашего ума, как истинные причины, объясняющие известные следствия. На чем же основывается подобная точка зрения? На мнимом требовании «науки». Какой науки? Ни одной из отдельных положительных наук, так как проблема такова, что все науки категорически отказываются от ее исследования. Они берут существующий мир таким, каков он есть, изучают всевозможные соотношения явлений, но не пытаются проникнуть в тайну причинности и бытия. Таким образом, «наука», о которой идет здесь речь, – просто грубая метафизика, плод бессознательного реализма, от которого некоторые умы нашего времени не умеют избавиться. Не установив точно факта реальности общества, расы, науки, литературного жанра, предложения, они приступили к созданию новой науки, руководясь тем предположением, что, кроме физики, химии и других наук, плодотворно изучающих отдельные вопросы, пользуясь надлежащим методом, может существовать еще иная наука, – «наука», являющаяся продолжением всех наук и способная охватить и разрешить проблемы, которыми другие науки не занимаются.
Мы еще возвратимся к этому возрождению реализма, как видно, тесно связанному с ложною верою в возможность единой и всеобъемлющей положительной науки. В настоящее время нам достаточно напомнить, что большинство социально-политических теорий, рассмотренных нами в четвертой книге, обязаны своим авторитетом и своим кажущимся влиянием согласию между собой и допущению возможности упомянутой точки зрения.
Припомним, в самом деле, что политические идеи Ройе-Коллара и Бенжамена Констана, экономические идеи Бастиа пользовались в течение известного времени кредитом потому, что они могли приспособляться друг к другу и к господствовавшей тогда философии. Предположите, говорили мы, указывая на это приспособление, что один только камень оторвется от здания – оно рискует рухнуть. События доказали это. Изменение общефилософской точки зрения заставило понять недостатки индивидуализма, слишком уклонившегося от идей XVIII века, и в этом именно состоит услуга, оказанная рассмотренными в четвертой книге доктринами самой индивидуалистической мысли.
Сейчас же, однако, возникла социально-политическая философия, в общих чертах согласная с миросозерцанием, сложившимся на развалинах эклектизма. Эта социально-политическая философия кажется очень сильной и вооруженной против всех возражений. Но предположите, что усвоенное ею миросозерцание доступно какому-либо уничтожающему возражению, и вот она сразу теряет лучшую часть своего кредита – из несомненной истины она становится спорной гипотезой. Исследуемые ею проблемы не очевидны, их еще нужно доказать. Мы желали бы, чтобы читатель не забыл этого замечания, когда дело дойдет до окончательных выводов.
Книга пятая
СОВРЕМЕННЫЙ КРИЗИС СОЦИАЛЬНЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ИДЕЙ
КНИГА ПЯТАЯ
Под влиянием столь разнообразных точек зрения и столь противоположных доктрин современная мысль склоняется к поверхностному синкретизму, который, далеко не удовлетворяя ее, ведет к весьма нестройным амальгамам. Это одно из проявлений современного кризиса социальных и политических идей.
Другое проявление этого кризиса зависит от состояния бессилия, которое индивидуализм испытывает с тех пор, как либералы-демократы и экономисты стали или намеренно отстраняться от всякого соприкосновения с общими идеями, или искать себе точки опоры в непригодных для того системах общих идей. Многие писатели более или менее смутно чувствовали этот кризис, некоторые пытались его разрешить.
Прежде, чем закончить настоящее исследование, нам необходимо обнаружить следы взаимного влияния враждебных друг другу доктрин в большом числе, как давнишних, так и совсем еще недавних произведений. Нам необходимо показать, каким образом трудности, одолевавшие индивидуализм еще в начале XIX столетия, когда он возродился, остаются в полной силе и теперь. Нам необходимо выяснить, почему из всех попыток, сделанных для освобождения умов от смуты, овладевшей ими с самого начала, только одна попытка, по нашему мнению, удалась и могла удаться.
Таков предмет этой пятой книги, такова связь ее с нашим Заключением.
Глава первая
СМЕШЕНИЕ И НЕСОГЛАСОВАННОСТЬ ПРИНЦИПОВ
Не ждите найти здесь каталог всех сочинений по социальной и политической философии, в которых смешиваются в различных дозах самые разнообразные принципы. Подобное перечисление было бы и скучно, и бесплодно. Его с успехом заменят подобранные примеры. Одни из этих примеров взяты из наиболее выдающихся произведений нашего времени, другие – из менее важных, но все они тем более поучительны, что автор, выбирая их, смотрел на себя, как на ученика, и руководился формулой школы. Если, несмотря на это, он внес в свою книгу неподходящие элементы, то, значит, он сам затронут общей путаницей идей, существование которой мы и намереваемся доказать.
I
Первым примером послужат во всех отношениях значительные работы Лепле
[1779]. Сент-Бев называет его в одном месте «помолодевшим Бональдом»
[1780]. Я сомневаюсь, чтобы он сказал это серьезно, так как он, вероятно, не заметил, во всяком случае не указал, на существующую у Лепле любопытную комбинацию теократического принципа, исторического духа и либерализма, не говоря уже о научном методе, примененном в его исследованиях и монографиях.
