Припомним, что такие слова уже произносились. Но между тем как произносившие их имели в виду дискредитировать новые формулы для наибольшей славы старых, Сен-Симон, развивая свою мысль, смело указывает новые пути, по которым следует идти. «Закон, учреждающий власти и форму правления, не так важен; он не оказывает часто такого влияния на счастие народов, как закон, устанавливающий право собственности и регулирующий осуществление этого права»
[580]. Правление парламента, прибавляет он, «форма предпочтительная сравнительно со всеми другими», но это все же только форма, тогда как «установление собственности есть самая сущность»
[581]. Это действительно новая идея
[582], если противопоставить ее способу, каким теократы Берк, Бентам и Гегель критикуют принципы революции. Но каков должен быть строй собственности, чтобы служить «к наивысшему благу всего общества, соединяя свободу и богатство»
[583]?
Сен-Симон скорее ставит вопрос, чем разрешает его. Чему же это приписать: недостатку ли смелости или той изменчивости идей, которая мешает ему углубляться? Несомненно лишь то, что он должен был предоставить разработку этого вопроса своим ученикам. Сам он ограничивается указанием мер, пригодных для облегчения перехода земельной собственности; он требует, чтобы земледелец сам платил поземельный налог (для получения избирательных прав) и чтобы был установлен земледельческий кредит. Во всем этом нет ничего, угрожающего индивидуальной собственности.
Сен-Симон прибавляет к этому два очень важных замечания, оставшихся у него точно так же необоснованными. Первое из них гласит, что право индивидуальной собственности опирается на «общую пользу, которая вытекает из применения этого права и может изменяться, смотря по времени»
[584]; второе – что изменения в строе собственности становятся вполне понятны при сопоставлении их с общим прогрессом идей и нравов; так что, если, с одной стороны, для надлежащего порядка, а следовательно и для самого существования обществ, абсолютно необходимо существование права собственности, санкционированного законом, то, с другой, нет никакой необходимости, чтобы всегда неизменно существовала какая-либо одна форма этого права
[585]. Позже мы увидим, что научный социализм обопрется на эту формулу и сделает из нее капитальные выводы.
Во всяком случае, призывая общество сосредоточить все свои усилия на одном пункте, на увеличении общего благосостояния
[586], Сен-Симон до некоторой степени изменил направление, данное умам индивидуалистами XVIII века. Для последних дело шло прежде всего о провозглашении прав. У Сен-Симона выступают на первый план осязаемые материальные интересы, символизируемые словом «счастье». Он хочет сделать общество возможно счастливее, «обеспечивая ему как можно больше средств для полного удовлетворения насущных потребностей»
[587]. Никто другой как именно он поставил «интересы» на почетное место в ряду требований XIX века.
III
Сен-Симон во многих отношениях остается человеком XVIII века, хотя и стремится порвать и действительно порывает с духом революции.
В совокупности идей, только что рассмотренных нами, не трудно отметить такие, которые связаны с общим характером мышления XVIII века. Не будем, впрочем, забывать, что Сен-Симон видел Руссо и Франклина, принимал участие в американской войне и по возвращении во Францию составлял для одного окружного собрания адрес Конституанте – адрес, проникнутый настоящим духом 1789 года
[588]. Даже когда Сен-Симон отрицает принципы этого века, видно, что он в нем жил и испытал на себе его влияние.
Вот почему он настаивает на значении просвещения и на праве тех, кто им обладает, руководит всеми остальными
[589]. Вот почему также он связывает прогресс благосостояния с прогрессом просвещения, как то делали на исходе XVIII века
[590]. Подобно философам того времени, Сен-Симон космополит. И замечательно, что он остается таковым и после войн революции и империи. Не в одном из первых своих произведений, а напротив того, в одном из последних он провозглашает превосходство над национальными чувствами «филантропических чувств» и того, что он называет «европеанизмом» (européanisme)
[591].
Кроме того, как не обратить внимания на связь, которая существует между его взглядом на законодателя и взглядами Руссо и Мабли? Подобно им, он полагает, что соединение людей, годное самое большее для поддержания конституции, было бы неспособно «создать систему»
[592]. Не было бы ничего удивительного, заметим мимоходом, если бы этим убеждением, глубоко укоренившимся в уме Сен-Симона, отчасти объяснялось, наряду с инстинктивной потребностью власти и гордой верою в себя, его стремление играть главную роль, повелевать всегда и во всем – стремление, как известно, ставшее причиной его разрыва с своими наиболее знаменитыми учениками
[593]. Он жаждал называться законодателем нового мира, а это название могло подходить только к такому человеку, который на голову выше других. Наконец, один из основных взглядов Сен-Симона – идея прогресса, идея, что золотой век находится не в прошлом, а в будущем
[594], разве это не любимая идея Тюрго и Кондорсе? Воспринимая эту идею, Сен-Симон видоизменяет ее, и это изменение, как мы увидим, значительно; тем не менее он все же получает ее от своих предшественников.
