Известно, какую роль играло требование права на труд в революции 1848 года
[840]. Луи Блан более, чем кто-либо другой, способствовал возбуждению этого вопроса, поддерживая тот взгляд, что общество должно организовать труд таким образом, чтобы каждый мог найти в нем основу своего существования.
Взгляды Луи Блана часто плохо понимались и неправильно оценивались. Постараемся вполне точно определить их объем и содержание
[841]. Большой национальный заем должен послужить к устройству «общественных мастерских» в главных отраслях промышленности
[842]. «Общественные мастерские» должны объявить войну частным предприятиям. По выражению Луи Блана, это значит «пользоваться оружием самой конкуренции для ее собственного уничтожения». Раз частные предприятия будут уничтожены и будут функционировать лишь «общественные мастерские», между мастерскими, принадлежащими к одному роду промышленности, установятся мирные отношения. Таким образом, конкуренция будет заменена «совместностью деятельности». Тогда останется лишь провозгласить «солидарность различных промышленных областей». Кроме того, даровое и обязательное обучение должно сообщить умам идеи, чувства и склонности, соответствующие новому порядку вещей. Таково очень краткое, но точное резюме плана, занимающего и в той знаменитой брошюре, откуда он извлечен, всего несколько страниц
[843]. Другие писатели, которые выступят после Луи Блана, будут подробно развивать туже самую идею, не забывая подчеркнуть трудности ее практического осуществления
[844]. Луи Блан обладает искусством не распространяться слишком подробно. Это искусство, которое считается необходимым для писателя, можно бы считать столь же необходимым и для реформатора.
При всей краткости указаний Луи Блана относительно организации труда все же видно, что неизбежным последствием ее оказывается увеличение власти государства. Но что такое государство? Чем должно быть оно в подобной системе? Можно ответить: всем. С одной стороны, через посредство общественных мастерских оно – «верховный руководитель производства»
[845], с другой – «банкир бедных»
[846], которых оно должно снабжать орудиями труда. Найдется ли при этих условиях хоть самая ничтожная область индивидуальной деятельности, которая могла бы избежать его вмешательства? Нет, так как его вмешательство необходимо повсюду, где «следует уравнивать права и гарантировать интересы», и так как оно должно «поставить всех граждан в одинаковые условия нравственного, умственного и физического развития»
[847].
Здесь, однако, следует сделать одно важное замечание. Луи Блан различает две эпохи: когда государство имело свои собственные интересы, отличные от интересов своих членов, и когда оно, будучи «демократически организовано», становится всем народом и не имеет более собственных интересов
[848]. Как тогда называть его господином? На самом деле оно является настоящим слугой.
Это последнее выражение очень характерно. Оно во всех отношениях отвечает мысли индивидуалистов XVIII века, которые взывали к помощи государства во имя наибольшей пользы индивидуума. Кроме того, оно не брошено здесь лишь мимоходом. Луи Блан делает по этому поводу много оговорок и разъяснений. Не обвиняйте меня, говорит он, в том, будто я поддерживаю мысль, что государство должно захватить в свои руки всю промышленность: я лишь утверждаю, что оно должно действовать как добрый «опекун»
[849] невежды, слабого, несчастного и «взять на себя инициативу» революции, которая заменит «принципом ассоциации принцип индивидуализма»
[850]. Но ассоциация не разрушает ни чувства индивидуальности, ни его полезных результатов
[851]. Луи Блан отрицает, будто он мечтает об «общественном автоматизме». Он не желает «жизни, приводимой в движение пружинами»
[852]. Он всегда считал известные вольности стоящими «выше права большинства и абсолютно неприкосновенными»
[853].
