На чаше Дуриса [106]
[301] мы видим такое же решение: учитель держит свиток так, чтобы человек, созерцающий сосуд, мог прочитать написанный на ней текст. Персонаж изображен в профиль, а свиток анфас. Текст такой: moisa moi a(m)phi scamandon (eph)eur'on archomai aeide(i)n («Муза, отыщи на берегах Скамандра сюжет для моей песни
[302]»). Речь идет об эпическом стихе, в котором упоминается река, текущая по Троаде; обращение к Музе напоминает о подобных мотивах у Гомера или Гесиода. Перед учителем стоит мальчик в плаще и декламирует стихи; письменный текст служит для проверки устного исполнения. Слева проходит урок музыки: учитель и ученик упражняются в игре на лире. Декламация по памяти и музыкальное сопровождение составляют единое целое. В поле изображения развешены различные пиршественные аксессуары: две лиры, чехол для флейты, корзина, а также две чаши, присутствие которых в школе вызывает некоторое недоумение. Но присутствуют они там в качестве элементов, символизирующих симпосий, для выступлений на котором как раз и обучаются музыке эти мальчики. Это не просто реалистичная сценка из повседневной жизни, если она вообще могла существовать в реальности; включив в изображение две чаши, художник совершенно четко указал, с какой целью здесь обучаются музыке и пению: эту сцену, наравне с престижной поэзией, осеняют радости будущих пиров.
107. Краснофигурная чаша; т. н. художник Бригоса; ок. 480 г.
Изображение и пение сближаются и дополняют друг друга на симпосии, где задействованы разные органы чувств и звучит
обильно текущее, многозвучное вино.
[303]В товарищеском застолье, за чашей вина развивается визуальная и музыкальная культура Афин архаического периода. Поэты охотно воспевали Диониса и прославили его дары, подчас черпая вдохновение в вине. Алкей, как говорят, не хотел выращивать ничего, кроме винограда.
[304] В одном фрагменте из Архилоха поэт находится во власти Диониса:
И владыке Дионису дифирамб умею я
Затянуть прекраснозвучный, дух вином воспламенив.
[305]На медальоне одной чаши
[306] мы видим, как сам бог предается музыкальному экстазу: он изображен с лирой, голова откинута назад, а по обе стороны от него пляшут сатиры, играя на кроталах и размахивая виноградной лозой, которая заполнила значительную часть изображения, словно бы подтверждая слова Симонида, возводившего
…начало винопития и музыки к одному источнику…
[307]Заключение
Гляди и пей
Критий в одной из своих элегий говорит о том, чем люди обязаны тому или иному народу: этруски прославились своими золотыми и бронзовыми сосудами, финикияне письменностью; а вот изобретение керамики он приписывает Афинам:
Круг же гончарный и плод земли и печей раскаленных, —
Глиняный славный сосуд, необходимый в дому, —
Та, что воздвигла прекрасный трофей Марафону, открыла.
[308]Сосуды (keramon) составляют славу Афин ничуть не в меньшей степени, чем победа над персами. Однако эта керамика – не просто «полезная служанка в доме». Керам – сын Диониса, а сосуды – партнеры пирующих. На симпосии они включаются в общую игру, воплощая своей формой принцип образцового круговращения, согласно которому и организована связь между пирующими. Бывает, что гончарный круг из орудия ремесла превращается в зрелищный аксессуар акробатического танца, как в «Пире» Ксенофонта,
[309] или же в игрушку сатиров [108]:
[310] они держатся за руки и вертятся как на карусели, находясь в центробежном равновесии, от которого, не хуже чем от Дионисова вина, кружится голова.
Головокружение от танца ассоциируется с опьянением, вызванным вином, и с гипнотическим воздействием изображений, в которых обыгрывается целая серия художественных эффектов: в контексте, настолько богатом и необычном, как контекст симпосия, в руках у пирующих оказываются подвижные изображения, изображения-отражения, зеркальные или вставные.
108. Краснофигурная пелика; в манере т. н. художника Бани; ок. 450 г.
В завершение мы бы хотели обратить внимание именно на эту необычайную пластичность образа в пространстве симпосия и в качестве последнего примера остановиться на тех метаморфозах, которые под кистью вазописцев происходят с глазом. Бывает, что чаши с внешней стороны украшены большими вытаращенными глазами, из-за чего сосуд напоминает лицо [37]
[311]·
На этом, однако, метаморфозы не заканчиваются; на некоторых сосудах глаз может использоваться в качестве исходной формы, вокруг которой организованы другие элементы. Так, если под глазом нарисовать обычную изогнутую линию, придав ей форму кормы, то глаз превратится в парус, и мы отправимся в путешествие по винному морю.
[312] А вот сатир тащит глаз на спине, словно бурдюк, до отказа наполненный вином, драгоценным Дионисовым грузом [109],
[313] или же – глаз с лапками, перьями и головой превращается в сирену [110],
[314] фигуративный знак раздваивается, это одновременно и птица, и глаз, – визуальный эквивалент телескопированных слов, столь дорогих сердцу Льюиса Кэрролла. Более того, место зрачка, который греки называют köre («девушка»), может занимать горгонейон, фронтальная маска-гримаса, что только усиливает гипнотическую власть неподвижного взгляда, направленного на симпосиаста [111].
[315]
