В первый день Равид отвел меня в Лоларка Кунд (“Дрожащее солнце”), один из двух храмов, упоминаемых в высшем санскритском эпосе о древней Индии – Махабхарате. Храм расположен на маленькой площади, напоминающей те, что в Венеции располагаются за главными пьяцца, но из этого простого прямоугольника тридцать пять неожиданно крутых ступенек спускаются к бассейну 15 м ниже. Храм был выстроен местным правителем в XVIII веке после того, как тот излечился купанием от проказы. Равид объясняет, что в течение месяца Бхадрапада, где-то в августе-сентябре, верующие стекаются сюда, движимые благоговением и надеждой. Бесплодные женщины молятся о том, чтобы им было даровано бремя, беременные – об удачном разрешении сыном. Чтобы осуществилось последнее, женатые пары окунаются в воду вместе, сари жены привязывается к дхоти мужа. У женщин принято во время купания оставлять в воде овощи (символ плодородия), обычно какой-то вариант кабачка. Страдающие кожными заболеваниями оставляют одежду. Сколько народу помещается на этом пятачке? “Двадцать тысяч в день или в два”.
Фотография Дасасвамед-гхата (буквально – набережная Десяти жертвенных коней), одной из самых старых и самых священных площадок на Ганге. 1831 год (Courtesy of the Rare Book Division of the Library of Congress)
Равид счастлив демонстрировать свои знания, пока я иду за ним через самые ухоженные районы города. Индуистскую традицию не охватишь и за всю жизнь – ее сложную мифологию, многообразие божественных проявлений, изощренные ритуалы, ее учения о жизни и смерти. У тех, кто ведет хорошую жизнь, заметно свечение на лице, в индуизме есть специальное слово для этого – thejas. Солнце сострадает, излечивает и поддерживает, продолжает Равид, но в индуизме считают, что нельзя идти за тенью, потому что она приносит несчастье, и нельзя наступать на чужую тень, потому что это сведет ее владельца с ума.
Было почти шесть вечера, и рядом с храмом находилось всего несколько игравших в классики детей, шелудивая собака и пара обезьян. После заката высшие касты сидят по домам, а неприкасаемые роются в отбросах у общественных колодцев или собирают коровий навоз на продажу в качестве горючего. Пришло время возвращаться в гостиницу.
На следующее утро я вскочил в 5:40, вскоре ко мне присоединился Равид, чей лоб был отмечен пятнышком красного кумкума: разные секты имеют разные цвета и знаки, красный относится к секте солнцепоклонников. Мы ввинчиваемся в покрытые щебенкой переулочки, многие не шире тропинки, идем вдоль гхатов (пристаней), лестницы которых спускаются подобно корням к самой реке. Некоторые гхаты (всего их восемьдесят четыре, они растянулись вдоль одного из берегов) совершенно пусты, другие кишат народом, пока мы идем мимо факиров и лоточников, выставляющих свой товар – ярко-оранжевые венки, масло для ламп, бижутерию, медные горшки, подносы и миски, деревянные игрушки, пластиковые канистры и бутылки с водой. Прошлым вечером я прочел в описании путешественника конца XIX века:
Весь день, но особенно – ранним утром от гхатов и к ним тянется бесконечный поток пилигримов, оборванных бродяг, стариков, жутких попрошаек, лоточников, браминов, священных быков и коров, индуистских проповедников, богатых раджей или банкиров в ярких паланкинах, факиров, бродячих собак и туристов-зубоскалов…
[1012]
За прошедшие сто десять лет изменилось немногое.
Наконец мы заметили ялик, который нанял Равид, и, осторожно пройдя по засохшей грязи песчаного берега, ступили на борт. Гребцу было около сорока, небольшого роста, но жилистый, он не обратил на нас никакого внимания – просто очередная работа. Еще не рассвело, но было достаточно светло, и, когда мы начали медленно плыть вниз по течению, можно было видеть людей за молитвой, кто-то стригся у уличных цирюльников, кто-то готовился к омовению в великом Ганге. Перед восходом вода в нем не просто теплая, она горячая, а после восхода немного охлаждается. Обычно женщины купаются первыми, еще в четыре часа утра, и затем скрываются на гхатах, которые выстроены вдоль кромки воды.
Город Варанаси располагается между двумя притоками Ганга – Варуной (Хранителем), впадающим в Ганг севернее, и менее полноводным Асси (Мечом), который соединяется с Гангом южнее. Равид отрицает сложившееся мнение о Ганге как о сильно загрязненной реке. В ней живут амебоподобные бактерии, говорит он, которые поедают все вредные бактерии. Все вредные бактерии? Многие вредные бактерии.
Мы движемся вниз по течению, гхаты чередуются с павильонами, храмами и террасами, которые громоздятся на набережных, многие в свете утра оказывают своей красотой гипнотическое воздействие, окрашиваясь в кораллово-красный оттенок. Везде растет местный кактус, Religios perseca. У гхата Дигпатия мы слышим пение собравшихся жрецов. Мы проскальзываем мимо внушительных руин XII века, наводненных бродягами и козами. Широкий отрезок берега устлан сари, выложенными на просушку, – буйство цветов, каждый кусок ткани длиной около шести метров. Марк Твен, разумеется, тоже бывал здесь и писал:
Набережная Ганга в Бенаресе – место чрезвычайно красочное. Высокие крутые берега реки от самой воды на расстоянии трех миль сплошь усеяны живописными каменными зданиями – тут и там видны площадки, храмы, лестницы, богатые и величественные дворцы, – и между ними нет ни малейшего промежутка, нигде не видно пустой земли; по всей длинной набережной тесным строем идут площадки, устремленные ввысь лестницы, украшенные скульптурой храмы, великолепные дворцы, очертания которых с расстоянием рисуются все мягче и мягче; и всюду тут движение, толчея, всюду человеческая толпа – в своих ярких одеждах, сверкая всеми цветами радуги, люди спускаются и поднимаются по крутым лестницам, являя собой как бы цветники, колыхающиеся вдоль всей набережной Ганга
[1013].
Утренняя сцена на Ганге: юноши приветствуют солнце поднятыми руками – в отличие от всех прочих видов молитв в индуизме, которые сопровождаются сложенными руками (photo courtesy of Madanjeet Singh)
По мере подъема солнца над горизонтом я смог разглядеть мужчин и женщин всех возрастов, занимающихся контролем дыхания, медитациями и особой йогической церемонией приветствия солнца – сурья-намаскара
[1014].
