Цзоу Юуаньбао в письме Маттео Риччи
Во многом наше понимание Китая в целом и его солнечных исследований в частности обязано работе одного западного ученого – выдающегося ученого поистине энциклопедических знаний Джозефа Нидэма (1900–1995). Его сравнивали с Дарвином и Гиббоном в том, как он перерос свою область знаний. Говорили, что со времен Леонардо да Винчи не сочеталось столько знаний в одном человеке – знания Нидэма охватывали математику, физику, историю, философию, религию, астрономию, географию, геологию, сейсмологию, механику и строительство, химию, биологию, медицину, социологию и экономику.
Он легко говорил на восьми языках, всю жизнь писал стихи, был убежденным христианином и коммунистом, а также увлекался моррис-дэнсом, паровыми локомотивами, игрой на аккордеоне и нудизмом
[174]. Большую часть жизни он провел в Кембридже, изначально специализируясь в эмбриологии и морфогенезе, и в 1924-м женился на коллеге по преподаванию, биохимике Дороти Мэри Мойл. В 1937 году на факультет биохимии приехал китайский аспирант Лу Гуйчжэнь, и Нидэм был совершенно очарован китайским языком и полностью сменил свои интеллектуальные приоритеты. Он выучил китайский язык и задался двумя вопросами – почему китайцы так мало знают о своих прошлых научных достижениях и почему научная революция, прокатившаяся по Европе XVII века, не затронула Китая.
На самом пороге Второй мировой войны Нидэм подписал контракт с издательством Кембриджского университета на написание однотомной истории, “поднимающей фундаментальный вопрос, почему современная наука зародилась в Европе, а не в Китае”
[175]. В 1943 году он отправился в командировку и провел два года в Британской научной миссии в Чункинге, базовом городе Китайской националистической партии, а последующие шесть лет путешествовал по стране на чем попало – на джипах и джонках, верблюдах и тачках, носилках и плотах, – собирая редкие сочинения по традиционной учености. Когда он вернулся домой, его “краткий труд” вырос до трех томов. Первый том вышел в 1954 году и включал полное оглавление, уже разросшееся на семь томов. В конечном итоге эти семь томов превратились в двадцать семь, написанных в основном самим Нидэмом, который продолжал работать над ними почти до самой смерти в 1995 году. Одни только главы по астрономии заняли триста страниц
[176]. Хотя его выдающаяся работа порой корректировалась в каких-то деталях, пока ей ничего не пришло на смену.
В центральном мифе о возникновении Китая древний царь Фу-си и его четыре преемника, известные как Пятеро властителей, основали Китайскую империю, которой и правили с 300 до 1600 года до н. э., расширив империю с севера Центрального Китая до восточного моря – огромная территория, одна береговая линия которого насчитывала 8700 миль. Другой миф повествует о Хуан-ди, Желтом императоре, объединившем все северные племена и окончательно победившем врагов в 2698 году до н. э. Он мог передвигаться по воздуху на ужасающей скорости, ездить верхом на драконе размером с Солнце, привезя это животное из “земли, где рождаются солнца”. Согласно легенде, он считал, что числа имеют философские и метафизические свойства и помогают “установить духовную гармонию с космосом”. Оба властителя, Хуан-ди и Фу-си, подобно вавилонянам, разработали шестидесятеричную систему счисления, которая была частью времяисчисления, известного под названием “Небесные стволы и земные ветви”.
Хотя эти цифры, безусловно, мифичны, в мифах есть и зерно правды. Первая династия, упоминающася в китайской истории, – это династия Ся, правившая с 2033 года до н. э. до 1562 года до н. э. В течение следующей династии Шан (или Инь) – 1556–1045 – китайцы разработали календарь, научились писать и стали большими мастерами в бронзовой металлургии. Эта эра стала ключевой в китайской интеллектуальной истории. Нам известно, что они изучали небеса уже в XV веке до н. э., надписи позволяют предположить, что к XIV веку (задолго до самых ранних шумерских календарей) они определили солнечный год как 365 1/4 дней, сформулировали систему измерения суток, внедрили в свою картографию стороны света и прочертили курсы Солнца и Луны с достаточной точностью, чтобы можно было предсказывать затмения.
Астрономия представляла жизненный интерес для китайцев, и на нее выделялись значительные ресурсы. Нидэм уже отмечал, что как минимум до XVI века н. э. в Китае небесные события связывали с судьбой властителей, власть которых считалась данной небесами. Земля, ее императоры и весь космос были одним целым, и, пока властитель управлял хорошо, небесные тела двигались по своим назначенным курсам без отклонений и сюрпризов. Но если правление оказывалось несправедливым или ущербным, кометы и новые звезды начинали вспыхивать на небе
[177]. У правителей возникал повод хранить такие предзнаменования в секрете, поэтому за всей информацией, связанной с небесными событиями, тщательно следили. Крупные явления, конечно, видели все, их никак нельзя было спрятать, но многие другие проходили незамеченными, и можно было как проигнорировать их, так и, наоборот, при желании обратить на них пристальнейшее внимание. Поэтому многие астрономы приобретали определенный вес и даже политическое влияние, становясь центральными фигурами при дворе. Они разработали так называемые техники судьбы, включающие нанесение предсказаний на лопаточные кости быков, оленей или на черепашьи панцири. Эти гадательные кости стали нашим главным источником информации о периоде XIV–XI веков до н. э.
Учитывая потенциал астрологии как инструмента интриг (независимые астрономы могли быть заинтересованы в расчете гороскопов в пользу соперничающего клана), императоры объявили преступлением распространение астрономических сведений – позже в Риме так поступят Тиберий и Нерон. Типичный указ звучал так:
Если до нас дойдут слухи о каком-либо сношении между чиновником-астрономом или его подчиненными и чиновниками других правительственных отделов или простыми людьми, это будет рассматриваться как нарушение правил безопасности… Чиновники-астрономы ни при каких обстоятельствах не должны общаться с гражданскими служащими и вообще прочим населением. За этим должно следить Цензурное управление
[178].
