Собственные сны убедили Юнга в том, что человек всегда стремится к свету
[30]. А несколько месяцев спустя его путешествие в Африку для исследования мифов горных народов, живущих между Момбасой и Найроби, произвело на свет эту теорию. Он наблюдал там, как аборигены ежедневно ждут “рождения солнца”, потому что, как они объясняли, “только в этот момент солнце было богом”. Для Юнга это ежедневное приветствие солнца в месте, столь далеком от пуэбло-де-таос, подтверждало универсальность первичного стремления человека к свету (хотя африканцы, в отличие от тао, видели в солнце только источник света, а не высшее существо).
В последующие десятилетия после путешествий Юнга исследования религиозных практик бесписьменных культур были довольно скудными, пока в 1958 году знаменитый румынский историк религии Мирча Элиаде (1907–1986) не оспорил разом все геолиоцентрические идеи, выдвинув гипотезу о том, что солнце “превратилось в общее место смутных представлений о религиозном опыте”
[31]. Он также предположил, что в аграрных обществах, пришедших на смену древней культуре охотников-собирателей, где земледельцы зависели в своих посевах от смены сезонов, а особенно от тепла и света, солярное божество превратилось из бога в “оплодотворителя” (собственный термин Элиаде). Из неисчислимого множества мифов, писал Элиаде, только некоторые культуры (египетская, а также многие культуры индоевропейской и мезоамериканской цивилизаций) разработали настоящие солярные религии.
Мне представляется, однако, что Элиаде основывался на прозрениях Юнга, а не отрицал их. Тот факт, что многие культуры веками, а то и тысячелетиями сохраняли мифы о солнечном господстве, демонстрирует центральное место этих историй в собственном самоосознании культур, а также сообщает нам о крепнущем воздействии солнца на человечество.
На природу этого воздействия я решил посмотреть своими глазами. В июне 2004 года я отправился в Перу, чтобы присутствовать на Инти Райми – древнем фестивале, который проводится в честь солнцестояния инков. Фестиваль проходит в городе Куско, в Андах, и начинается на северовосточной части одной из городских площадей. К моменту моего прибытия небеса разверзлись, хлынул проливной дождь, и красные, синие, желтые и зеленые резиновые плащи толпы соперничали с живописными костюмами актеров, играющих пажей при дворе царя инков, одетых в оранжевое “придворных девственниц”, солдат (одолженных действующей перуанской армией по случаю) и вообще царский двор во всем его великолепии. Через час все переместились ярдов на триста, на Кориканча (площадь Золота), где герольды играли на морских раковинах, чтобы умиротворить Апу Инти (солнечного бога) и верховного жреца, и нараспев произносили молитвы на кечуа – индейском языке, на котором до сих пор говорят около 20 % перуанцев. Женщина, стоящая рядом, рассказала, что местные актеры репетировали целый месяц: ее муж, ювелир, играл одного из жрецов; прислужник верховного жреца деловито жевал жевательную резинку.
Третья и заключительная часть праздничных мероприятий происходила подальше, там, куда надо было добираться автобусом, в Саксайуамане – произносится как sexy woman (сексуальная женщина), но значит “сытый орел”, – где стоят несколько рядов гигантских камней, образующих самый известный монумент инков после Мачу-Пикчу
[32]. Их размер поражает воображение, некоторые весят под 90 тонн. Между 1533 и 1621 годами их прикатили на бревнах, смазанных жиром викуньи, из карьера на расстоянии в полмили и расположили в форме огромной извивающейся змеи: мощное присутствие прежней религии, каким-то образом избегнувшей запрета со стороны испанцев. Каждые пять ярдов в каменных блоках вытесывались пазы и отверстия, что позволило подогнать их друг к другу так плотно, что я не смог просунуть между блоками даже острое лезвие ножа. Эта могучая стена играла роль декораций для главного празднества.
Одри Хепберн и Грегори Пек в “Римских каникулах” перед Устами Истины (La Bocca della Veritá), массивным мраморным солнечным диском II века до н. э. в церкви Санта-Мария-ин-Космедин в Риме. Пек объясняет, что если лжец положит руку в рот божества, то на него обрушится справедливая расплата Солнца и рука будет откушена (Paramount Pictures)
Гид нашей группы, Одилия, миниатюрная женщина сорока с чем-то лет, рассказала, что в детстве бабушка (сейчас бабушке девяносто четыре года) ей говорила о большом земляном холме за каменной грядой: на холме стоял дворец и три астрономических обсерватории. В 1987 году все обсерватории были обнаружены. Сегодня работы ведутся постоянно, уже найдено 328 камней, использовавшихся во время празднеств солнцестояния. Затем Одилия научила нас молиться солнцу, слегка наклоняясь вперед, не столько из благоговения, сколько чтобы макушка была обращена к великому светилу. Она сняла ботинки и вытянула руки в стороны, растопырив пальцы, чтобы тело касалось сразу и солнца, и земли, двух главных источников жизни.
Я отошел от группы и был сметен потоком местных жителей: женщины в старинных традиционных костюмах, мужчины, одетые конкистадорами или матадорами или в одних леопардовых шкурах, мальчики (девочек не было) играли на раковинах, рожках, цимбалах, гитарах и барабанах. Продавцы предлагали все на свете, от ковров из пум и лам до шляп, чая из коки, марионеток, открыток, лимонада, сластей, флажков, пончо, фотопленки, шахматных наборов. Дождь еще моросил, поэтому полиэтиленовые плащи веселой расцветки продавались очень хорошо. В этой толчее многие танцевали, включая невероятно древнюю старуху, которая вертелась столь же энергично, что и танцоры раза в три моложе ее.
В углу, в стороне от основной зоны фестиваля, развернулась временная ярмарка – горки, качели и карусели. Жонглеры и уличные артисты встречались через несколько ярдов, на каждом углу торговали свитерами, ожерельями и брошками всевозможных стилей, а под присмотром женщин в ярких шалях, бусах и шляпах в больших черных котлах булькал куриный бульон. Толпа оживленно шумела, все были в хорошем настроении – это был их день.
Церемония началась в два часа. На большом плато воздвигли широкую прямоугольную сцену, на занавесе были нарисованы камни. Горные индейцы с четырех концов древней империи собрались, чтобы присоединиться к своему вождю, которому предстояло выпить священный напиток чича из забродившего зерна. Около пятисот местных жителей принимали участие в церемонии, поддерживаемые ревом сорока тысяч зрителей. Огни вспыхнули по углам плато (ближайший к нам судорожно плевался и нуждался в постоянном поддержании), опять задудели раковины, уже более исступленно. Основа церемонии была очень похожа на христианское причастие, разодетые принцессами инков девочки несли корзины со священным хлебом (сдерживая смешки). Цвета их костюмов сверкали так, что захватывало дух. Впрочем, ни у одной девственницы не вырвали сердце, чтобы гадать о будущем, как это делалось до Конкисты, и даже приношение в жертву ламы было имитацией – животное было отпущено на свободу и блеяло, жалуясь на свои злоключения.
