Это предубеждение прошло сквозь века неизменным, потому что, даже когда в нем не было расового и расистского подтекста, кожа все равно служила признаком социального, экономического и религиозного статуса. Те, кто занимался физическим трудом под открытым небом, как правило, были более загорелыми, чем те, чье ремесло оплачивалось лучше и ценилось выше (или те, кто был достаточно обеспечен и не нуждался в работе вообще)
[442]. На Крите в минойскую эпоху (с 2600 года до н. э.) женщины содержались в темноте для сохранения “воздушного” вида. С середины Х века европейские женщины белили себе кожу зельями столь же разрушительными, как и то, что досталось темнокожему мужчине из Life. Самые распространенные белила изготавливались на основе мышьяка, хотя его смертельные свойства были хорошо известны, что видно на примере мышьяковой пудры, которую во времена итальянского Возрождения изобрела некая Джулия Тоффана для того, чтобы богатые жены могли убивать своих мужей. Женщины наносили пудру на лицо и прочие места, и слишком страстные мужья редко выживали. На счету Тоффаны было уже шесть сотен вдов, когда ее выследили и приговорили к смерти, но женщины все равно продолжали белиться мышьяком. И речь не только о лицах: в 1772 году британские леди начали белить руки ядовитым снадобьем, чтобы придать им фарфоровый оттенок. Знаменитый мастер-керамист Джозайя Веджвуд стал рекламировать черные чайники, на фоне которых руки хозяйки выглядели еще белее.
Шекспир, судя по всему, не был согласен с таким положением дел. Три его самые прекрасные героини описаны как весьма смуглые – Оливия в “Двенадцатой ночи”, Джулия в “Двух веронцах” и Беатриче в “Много шума из ничего”. Сам Шекспир, согласно 62-му сонету, обладал “лицом потасканным и с задубелой кожей
[443]”. Поэт был прекрасно осведомлен о предрассудках своей эпохи – сонет 127 гласит: “Прекрасным не считался черный цвет, / Когда на свете красоту ценили”.
В царствование королевы Елизаветы I некоторые дамы так стремились к бледной коже, что использовали средства, содержащие сурик (оксид свинца), который, накапливаясь в организме, приводил к тяжелым патологиям, иногда – к параличу и смерти. Еще было принято намазывать на лицо яичный белок для достижения глянца и рисовать тонкие синие линии на лбу, чтобы создать эффект просвечивающей кожи. Сама королева Елизавета, путешествуя верхом для поднятия верноподданнических чувств у своего народа, не могла себе позволить оставаться в помещении. Но, вернувшись ко двору, она скрыла свои загрубевшие черты лосьоном, называемым “церусса”, – свинцовыми белилами, придуманными в Древнем Риме и возрожденными во времена Ренессанса. В XVII веке на заказных портретах женские лица обычно выглядели мертвенно-белыми овалами. Позднее развитие каретного транспорта еще более усилило эту моду – теперь бледное лицо демонстрировало возможность путешествия с комфортом в крытом экипаже.
Во времена Карла II тяжелый грим был общепринят при дворе. Наиболее опасными косметическими средствами являлись свинцовые белила, мышьяк и ртуть: все они не только портили кожу – еще от них выпадали волосы, начиналась язва желудка, дрожали конечности, и часто они просто убивали стремящуюся к совершенству красавицу. Опасность этих средств стала известна после трагической смерти куртизанки Китти Фишер и Марии, графини Ковентри, старшей из двух легендарных сестер Ганнинг. Меж ду Китти и Марией вспыхнуло соперничество на почве интрижки первой с мужем Марии Джорджем Уильямом. Сама Мария (1733–1760) привлекла внимание знаменитого ловеласа Огастеса Генри Фицроя, третьего герцога Графтона, с 1767 по 1770 год исполнявшего обязанности премьер-министра Британии. Но усилия по удержанию его привязанности обошлись ей дорого: она умерла в возрасте двадцати семи лет после многих лет использования свинцовой косметики. Катерина Мария “Китти” Фишер умерла в 1767-м, очевидно, от воздействия тех же свинцовых средств, пережив соперницу на семь лет.
XVIII век уже уступал дорогу XIX веку, но белизна продолжала быть главным признаком красоты. В Америке ни южная красотка, ни северная дебютантка не осмеливались выйти на улицу без зонтика, боясь потерять лилейный цвет кожи. Во времена Гражданской войны женщины на Юге жевали газетную бумагу, потому что было обнаружено, что в ней содержится нечто отбеливающее кожу лица. Веснушек (результата неравномерного распределения гранул меланина: веснушка – это аккумулированный меланин) тоже старались избегать. Младшая сестра Скарлетт О’Хары Сьюлин, обнаружив, что семейный экипаж на мгновение остановился прямо на солнце, в смятении вскричала: “О папа, давай поедем! Я чувствую, как веснушки высыпают у меня на лице!”
“Клеопатра, растворяющая жемчуг”, 1759 год – портрет кисти Джошуа Рейнольдса куртизанки и актрисы Китти Фишер. Настойки на свинце, которые она принимала для осветления цвета лица, стали причиной ее смерти в 1767 году (Kitty Fisher: Kenwood House: The Iveagh Bequest / English Heritage Photo Library)
Еще в 1880-е светские дамы были готовы прибегать к крайним мерам. Парижская красавица Амели Готро, знаменитая мадам Икс с портрета Сарджента, усиленно работала над своей внешностью: ее “кожу одни соперницы подозревали в том, что над ней поработал эмалью живописец, а другие – в применении осмотрительных доз мышьяка
[444]”. Но к эпохе мадам Икс мода уже начинала меняться. В викторианской Англии люди стали избегать грима, который все сильнее ассоциировался с продажными женщинами и актрисами (многие, впрочем, не делали между ними разницы). Достаточно было одного намека на искусственное изменение естественного цвета, чтобы женщину осудили за вульгарность, если не хуже. Белая кожа как классовый признак тоже уходила в прошлое в результате урбанизации и смены системы профессий, вызванной индустриальной революцией. Работа в помещении становилась нормой для большинства людей рабочего класса, и бледная кожа тем самым переставала обозначать социальный статус. А с возвращением офицеров из окопов Первой мировой загар и красный цвет кожи превратились в символы патриотизма.
