Книга Пятое царство, страница 21. Автор книги Юрий Буйда

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пятое царство»

Cтраница 21

Смутное время было ее временем – ревнителям благочестия стало не до нее.

Княгиня Софья меняла любовников, покупала картины итальянских мастеров, читала Маккиавелли и Монтеня, устраивала домашние концерты для избранных, – и всегда оставалась для меня единственной женщиной, которая заставляла меня забывать о разнице между fin amor, утонченной любовью к благородной даме, и fol amor, безумной любовью, сводящейся к животной радости обладания простолюдинкой…

Два года назад все изменилось.

Птичка Божия участвовала в домашнем спектакле, устроенном князем Матвеем Шаховским и его братьями, в котором Матвей выступал в роли царя, а братья играли бояр. Все участники спектакля по доносу были арестованы и приговорены к смертной казни за покушение на имя государево, замененной по просьбе патриарха ссылкой.

Кир Филарет имел тайную беседу с Птичкой о разнице между юмором и глумлением, после чего она закрылась в своем доме, как в монастыре.

Птичка Божия избежала наказания, ее имя даже не упоминалось в материалах следствия.

Может быть, и впрямь между ними, между Птичкой и Филаретом, тогда еще боярином Романовым, что-то было, как шептались сплетники…

Она все чаще болела, и виделись мы редко.

Я не мог понять, каким образом она оказалась втянута в дело о кровопийстве, и не хотел в это верить.

Наконец я поймал себя на том, что образ обнаженной Птички Божьей в моем воображении мало-помалу стал сливаться с образом обнажающейся Юты Бистром, перекрестился, перевернулся на другой бок и заснул.

Врата пятые,
из которых появляются митрополичьи печати на шелковых шнурах, оживляющий огонь, трава варахия, муранское зеркало, Уран в седьмом доме и жалкая историческая вошь

Никон Младший,

секретарь Великого Государя и Патриарха всея Руси Филарета, Матвею Звонареву, тайному агенту, сообщает следующее:


шифр «одноногий ангел»

Гриф «Слово и дело Государево»


Памятка


Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова (Главная Бумага) датирована маем 7121 года от сотворения мира – маем 1613 года от Рождества Христа. Оба ее экземпляра равноценны, оба хранились в Посольском приказе, запертые в ящике, который обит багряным бархатом.

Первый экземпляр имеет в длину 5 аршин 13¼ вершков и состоит из восьми склеенных друг с другом листов александрийской бумаги без водяных знаков. На обороте этого экземпляра стоят 235 подписей избирателей с упоминанием 272 имен. К документу приложены десять архиерейских печатей, подвешенных таким образом, что шнуры образуют буквы «м» (митрополичья), «а» (архиепископская) или «е» (епископская). Три митрополичьих печати из красного воска подвешены на красных шелковых шнурах, четыре архиепископские из темного воска с синеватым отливом – на лазоревых шнурах, три епископских из темного воска с коричневатым отливом – на темно-коричневых шнурах.

Второй экземпляр отличается большей длиной – 6 аршин 9 вершков – и состоит из девяти листов александрийской бумаги без водяных знаков. Этот экземпляр написан другим почерком, и на его обратной стороне стоят 238 подписей с упоминанием 256 имен. К документу приложены такие же десять архиерейских печатей.

По прошествии девяти лет царствования Михаила Федоровича Романова реальная ценность этих документов снизилась настолько же, насколько выросло символическое их значение. Злоумышленники, несомненно, могут использовать это с пользой для себя и ощутимым уроном для царя, веры и будущего.

* * *

Девица Юта Бистром

в своих Mea secreta [14] написала:


Как писал Константин Африканский, меланхолия – это такое состояние души, когда человек твердо верит в наступление одних только неблагоприятных для него событий. Причина болезни в том, что пары черной желчи поднимаются к мозгу больного, сознание затемняется (lumen ejus obscurat), и велик риск, что оно совсем погаснет.

Болезнь батюшки прогрессирует, пожирая душу. Щепотка толченого человеческого сердца с утра натощак приводит его в чувство, но вечером он вновь впадает в уныние. И тогда он пускается в рассуждения, навеваемые книгой «Биотанатос», сочиненной неким Иоанном Донном, проповедником из Лондона.

Этот проповедник пишет, что «The Self-homicide is not so naturally Sin that it may never be otherwise»: самоубийство – не такой уж грех, чтобы его нельзя было осмыслить иным образом. И он осмысливает самоубийство иным образом – как акт самопожертвования, ссылаясь на авторитет Христа, который отдал душу за ближних своих. Христос сказал о своей жизни: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее», как свидетельствует евангелист Иоанн. То есть не крестные муки убили Христа, но Он покончил с собой «чудесным и сознательным излучением души», ушел во мрак, чтобы в мире воссиял свет спасения.

Это несомненная ересь, обсуждать которую невозможно и не нужно.

Да и что может быть доброго из Лондона?

Однако батюшка одержим богомерзкой мыслью о том, что человек имеет право свести счеты с жизнью, если его ресурс исчерпан.

Я уговаривала его не писать письма к патриарху с просьбой о выдаче тела бестии для научных исследований, понимая, что при одном взгляде на это создание – на эту злокозненную форму жизни – батюшке станет плохо. Но он меня не послушал.

Вечером мы спустились в лабораторию, и я освободила от рогожи тело бестии, лежавшее на большом столе. Несчастный зверь был нещадно изрублен шотландцами. Его выпученный помутневший глаз, казалось, укоризненно смотрел на нас.

Батюшка опустился в кресло с горьким протяжным вздохом.

– За последние двадцать лет я создал сотни живых существ, – проговорил он. – Иные умерли, другие мыкаются по жизни, проклиная тот день и час, когда появились на свет, но ни один из них и на полшага не приблизился к тому образу нового человека, человека безгрешного, чистого и прекрасного, сияющего в моем воображении, – образ из бессмертного «Асклепия», открывающегося словами, которые навсегда запечатлелись в моем сердце… великое чудо есть человек, достойный прославления и поклонения… бессмертен, он обретается между небом и землей, единственный среди существ на этом свете устремляется дальше, как оживляющий огонь, и землю он приручает своим трудом, и бросает вызов стихиям, и знается с демонами, и смешивается с духами, и все преобразует, и лепит божественные лики. Человек среди устойчивых вещей есть подвижнейший огонь, который их все сжигает и поглощает, который всё разрушает и заставляет восстанавливаться…

– Он не имеет облика, – подхватила я, – ибо обладает всеми, и не имеет формы, ибо все формы растворяет и во всех возрождается, и всеми обладает и делает своими…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация