Роль царя-избавителя стала лучшей в его актерской карьере.
И сегодня, встречая у Евангелиста в рассказе об Иуде слова «вошел в него сатана», я понимаю, что сатана входит в человека так же, как актер – в роль.
Врата шестые,
из которых появляются Темнейший, первичное недифференцированное состояние Вселенной, семь тысяч дурацких колпаков, английский заем, истинное предназначение женщины и загадочная русская соборность
Флориан Твардовский,
купец, Великому канцлеру Литовскому, воеводе Виленскому Льву Сапеге написал:
Похоже, в Москве зреет заговор. Каждый день в городе находят трупы с вырезанными языками и выжженными глазами. Некоторые тела обескровлены, что дает повод к разговорам о вампирах. Ходят слухи об оживших мертвецах и монстрах, нападающих на дома горожан и даже на Кремль. Судя по всему, заговорщики пытаются посеять страх, прежде чем обнаружить свои лица и свои цели.
Московская полиция действует решительно, но, как мне стало известно, никто пока не арестован и не привлечен к ответственности. Верные правительству войска приведены в готовность, Тульский оружейный завод окружен стрелецкими заслонами. За иностранцами установлена слежка.
Хотелось бы, однако, предупредить наши горячие головы от скоропалительных выводов о непрочности царской власти, которые основываются главным образом на совершенно ложной посылке о конфликте между царем и патриархом.
Действительно, между отцом и сыном много противоречий.
Например, патриарх не скрывает критического отношения к боярину Шереметеву, который в думе сидит первым по левую руку от царя на боярской скамье, является доверенным лицом государя и занимается обеспечением безопасности монаршей семьи. Во время отлучек царя из Москвы боярин фактически возглавляет всю власть в столице. Кроме того, патриарх крайне критически настроен в отношении Салтыковых, фаворитов его жены Ксении (великой инокини Марфы), и главы Посольского приказа Грамотина.
Но из надежных источников мне известно, что между отцом и сыном никогда – ни разу – не случалось явных или неявных размолвок. Оба идут на уступки друг другу в спорных вопросах, часто обмениваются письмами и записками, в которых откровенно высказывают свои взгляды на проблемы и личности, и всегда находят компромиссные решения.
Михаил очень ценит семью, которой фактически был лишен много лет, и Филарет откликается на сыновнюю любовь со всей благосклонностью, на какую только может быть способен мудрый отец и ответственный государственный муж.
Михаил поражает способностью к компромиссу, умением находить ключи к тем, кто еще вчера был его злейшим врагом.
Патриарха Филарета за глаза называют Темнейшим, но в этом прозвище больше уважения, смешанного со своеобразным русским юмором, чем страха и ненависти.
Ошибка наших горячих голов заключается еще и в том, что они до сих пор считают Михаила глуповатым малым, а его отца, патриарха Филарета, мрачным и властным тираном, пытающимся узурпировать власть. Ни то ни другое даже в малой степени не соответствует действительному положению вещей. Отец и сын в своих помыслах и поступках чаще всего представляют собой одно целое. И нам было бы полезно не только учитывать это обстоятельство, но и попридержать наши горячие головы, готовые к очередной авантюре, которая не в интересах Польши ни сегодня, ни завтра.
P.S.
Хотелось бы также заметить, что стилистика нашей дипломатии в России по-прежнему несет явную печать высокомерия и снобизма, и эта инерция может дорого нам стоить. Вдобавок сегодня у нас нет своего лобби при московском дворе, который в политическом отношении являет собой некое новое единство, какого еще пять-семь лет назад не было и в помине. Печально, если мы не будем учитывать реалий новой России, так непохожей на ту, которая десять лет назад казалась нам погребенной под собственными обломками.
* * *
Пахомий,
архиепископ Астраханский, в своем Летописчике написал:
Филарет был среднего роста, Божественное Писание знал и понимал только отчасти, был человеком мнительным и наделен такой властью, что сам Царь боялся его. К духовенству был очень милостивым, но больше занимался делами царскими, чем Церковью.
* * *
Арсений Элассонский,
архиепископ Суздальский и Тарусский, записал в своем Ημερολόγιο:
В своих размышлениях о Смуте я вновь и вновь прихожу к неутешительной мысли о великом царе Иване Грозном, который – увы и увы – был человеком, державу свою вознесшим превыше прочих, но при всем при том своею же рукой посеявшим страшные семена ее погибели.
После смерти любимой жены Анастасии Романовой государь не находил опоры и покоя. Неудачные войны, ссоры с аристократией, предательства друзей, чума и неурожаи, обрушившиеся на страну, – это и многое другое усугубило дурные наклонности государя, проявлявшиеся еще в детстве и не взнузданные воспитанием.
Умнейший человек своего времени, великий воин и благочестивый господин, Царь Правды, добившийся того, что во всей России возобладали одна вера, один вес, одна мера, – он мало-помалу превратился в чудовище, страдающее маниакальной подозрительностью.
Будучи человеком пароксизмальным, часто впадающим в έκστασις – упоение властью, доходящее до исступления, он в приступе бешенства мог разрушить дом, убить невинного человека, растоптать святыни, чтобы потом плакать и каяться, а затем снова крушить, плясать и юродствовать.
О его жестокости до сих пор ходят легенды, хотя трудно сказать, коренится ли она в природе царя или в низости (malitia) его подданных.
Иван Грозный правил страной 50 лет и 105 дней, и за эти годы Россия увеличила свою территорию вдвое, разгромив и подчинив Казанское и Астраханское ханства, присоединив запад Сибири и земли на разбойничьем Юге. Царь осуществил военные и судебные реформы, усовершенствовал государственное управление и местное самоуправление. Он утвердил власть единого Бога и единственного государя на просторах России, превратив большую территорию в великое государство и став «царем и государем православных христиан всей Вселенной от востока до запада и до океана».
Особенность народной памяти такова, что террор, обрушенный Иваном Грозным на Россию, его неудачи и поражения остались в тени его великих дел. В этой же тени оказался и его слабоумный сын Федор, окруженный эгоистичными советниками. В глазах народа эти люди, на троне и у трона, не отвечали замыслу Божию о России.
Любовь к Царю Правды, презрение к слабости Федора, которого называли Блаженным, и неприязнь к его первому министру, а по существу – правителю России Борису Годунову питали всеобщее внимание к другому сыну Грозного, Дмитрию.
Говорили, что видом и нравом царевич очень похож на отца: высокий, вспыльчивый, умный и сильный.
