Как ты понимаешь, моя Птичка, я вновь о том же – о Дмитрии, бездомном скитальце, который вот вроде бы наконец и покинул дом навсегда, но нет, возвращается и возвращается, будто хочет сказать нам, нынешним, что-то важное…
А еще я думаю о каинитах, которые толковали предательство Иуды как выполнение задачи высшего служения, необходимого для искупления мира и предписанного самим Христом. Например, Карпократ полагал, что душа Иисуса освободилась от рабства материи, указав путь к свободе для всех – отрешение от мира, презрение к создавшим мир начальным, низшим духам. Как писал Соловьев, «по их учению, лучший способ презирать материальный мир – это совершать все возможные плотские грехи, сохраняя свободу духа или бесстрастие, не привязываясь ни к какому отдельному бытию или вещам и внешнюю законность заменяя внутреннею силою веры и любви… необходимо изведать на собственном опыте все возможности греха, чтобы отделаться ото всех и получить свободу».
Эта свобода его и убила…
И нас убьет, если мы не остановимся, не поймем, что свобода может быть только средством – средством для достижения цели на пути к идеалу.
Мысли путаются…
А самая страшная мысль, которая сейчас не дает мне покоя, заключается в том, что если между жестом Иисуса и жестом актера можно провести границу, то между человеком и Иисусом границы нет.
Я бы очень, очень хотел, чтобы она была, потому что без нее – жизни нет, той жизни, к которой я привык.
Но границы нет – и как с этим ужасом жить?
* * *
Боярин Федор Шереметев
начальникам шотландской гвардии и стрелецких полков, расквартированных в Москве, приказал:
Стрельцам и шотландским гвардейцам вплоть до особого распоряжения нести круглосуточную дозорную службу на кремлевских башнях и колокольнях кремлевских храмов, а также на крышах царского дворца и Чудова монастыря. При обнаружении в небе вражеских крылатых снарядов бить в набат и гудеть в трубы страшно. Крылатые снаряды, приблизившиеся к Кремлю на дистанцию ружейного выстрела, уничтожать всенепременно и безжалостно.
С целью обнаружения крылатых снарядов на дальних подступах к Кремлю держать круглосуточные караулы, снабженные страшными трубами, на башнях и стенах крепостных сооружений Китай-города и Белого города.
Копия – князю Афанасию Лобанову-Ростовскому, судье Стрелецкого приказа.
* * *
Девица Юта Бистром
в своих Mea secreta написала:
Батюшка опять плох. Целыми днями мрачно молчит, забывая о работе.
Мне приходится самой у себя брать кровь, чтобы питать растущих гомункулов.
Вчера батюшка вернулся от княгини Патрикеевой-Булгаковой в особенно гадком настроении. Был раздражен, нетерпелив, нечаянно разбил сосуд с семенем, на мое замечание ответил грубостью.
Однако после ужина он помягчел.
– Создавая новую жизнь, я мечтал об андрогинах, – сказал он с грустью. – О людях, которые гармонично сочетают в себе черты мужские и женские. Такими когда-то и были первые люди. Но, поскольку они были очень сильны и бросали вызов богам, Зевс рассек их на две половинки, как вареное яйцо рассекают волосом, и с той поры эти половинки ищут друг друга, прибегая к помощи Эроса, бога жестокого и капризного, несущего любовь, но не гармонию. Бунты, мятежи, войны, преступления – вот что приносит нам Эрос…
– Мы уповаем не на языческого бога, – осторожно заметила я, – но на чистую, всепроникающую и бессмертную силу Божьей любви…
Отец кивнул.
– До грехопадения люди были андрогинами… Адам был андрогином… Как говорит Бердяев, «не мужчина и не женщина есть образ и подобие Божье, а лишь андрогин, целостный человек. Дифференциация мужского и женского есть последствие космического грехопадения Адама. Образование Евы повергло старого Адама во власть родовой сексуальности, приковало его к природному “миру”, к “миру сему”. “Мир” поймал Адама и владеет им через пол, в точке сексуальности прикован Адам к природной необходимости. Власть Евы над Адамом стала властью над ним всей природы. Человек, привязанный к Еве рождающей, стал рабом природы, рабом женственности, отделенной, отдифференцированной от его андрогинического образа и подобия Божьего. Мужчина пытается восстановить свой андрогинический образ через сексуальное влечение к утерянной женской природе»…
– Перверсивные озарения Бердяева имеют мало общего с реальным Христом и вообще с христианством…
Но батюшка продолжал, словно не слыша моих возражений:
– Наука перестает служить магическому слову, то есть вере и магии, она все чаще низводит язык до речи, избегая влияния на сердце человека, изголодавшегося по образу. Как писал Бибихин, мир невидимый замещается видимым – такой обычный шаг, почти невозможно его не сделать. И вся древняя мудрость – в том, чтобы его не делать. Слепота и все пороки соединяются в постройке того земного града, и он едва ли не большее зло именно когда чист, стерилен…
– Ты устал, разочарован, но это временный упадок сил…
– Нет, – перебил меня батюшка, – я не желаю новых жертв, не желаю жертвовать тобой… и своей бессмертной душой тоже…
Последние слова он произнес таким тихим голосом, что я едва их расслышала. Мне стало грустно, и я почла за лучшее оставить батюшку в покое.
Перед сном я выпила чашу успокаивающего, чтобы справиться с приступами сильного сердцебиения, которые в последнее время мучили меня по ночам, хотя я понимала, что, пока фаза черной луны не завершится, покоя мне не обрести.
* * *
Пер Эрикссон,
аптекарь, Большому Брату сообщает следующее:
Удалось установить, что пропавшая Bumaga, из-за которой в Кремле поднялся такой переполох, – это Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова, датируемая 1613 годом.
Сама по себе пропажа важного государственного документа из архива Посольского приказа – скандал, но показательна чрезвычайно нервная реакция властей на этот факт, что может свидетельствовать о непрочности новой правящей династии.
Казалось бы, Россия стремительно выбирается из исторической ловушки, в которую загнала себя двадцать лет назад, но, похоже, у властей до сих пор нет твердой уверенности в том, что возврат к старому невозможен. Не случайно же во многих боярских и княжеских домах заговорили об ожившей тени Самозванца.
Избрание Михаила Романова на московский трон было нелегким. Претендентами на русскую корону тогда считались и польский принц Владислав, и шведский принц Карл Филипп, и английский король Яков, и даже сын Марины Мнишек – Иван.
Но, разумеется, самую сильную конкуренцию Романовым составляли представители тех шестнадцати знатных родов, которые возводились в боярство из стольников, минуя статус окольничих. Это Голицыны, Мстиславские, Куракины, Воротынские, Шуйские, князь Дмитрий Черкасский, а также спасители России – князья Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский.
