– Засчитаем за две просьбы, – сказал царь. – А третья?
– Третья… – Я повернулся к патриарху. – Кир Филарет, простите меня за великую дерзость, но не могли бы вы рассказать, что видели, что чувствовали, когда поднялись в небо на воздушном шаре?
Царь с тихим смехом откинулся на спинку кресла.
Филарет встал, прошелся по кабинету, вдруг сел за стол и быстро написал что-то на листе бумаги, сложил вдвое и отдал мне.
– Прощай, думный дворянин Матвей Петрович, – сказал он, протягивая руку для поцелуя.
– Прощай, Звонарев, – сказал царь, вставая. – Спаси тебя Бог.
Боярин Шереметев проводил меня до крыльца, Никон Младший помог забраться в сани.
Приехав домой, я первым делом велел позвать Истомина-Дитя.
Когда перепуганный свежеиспеченный стольник вбежал в мой кабинет, я приказал ему ехать в Кремль, в государеву канцелярию, и моим именем спросить бумагу о каменном истукане, после чего ехать на Пушечный двор.
– Предъявишь царскую бумагу Анисиму Радзишевскому и заберешь Венеру, – сказал я. – Оберни стружкой и мешковиной, чтоб не побить.
– Матвей Петрович…
Я едва успел подхватить стольника, пытавшегося бухнуться передо мной на колени.
– Прощай, – сказал я. – Белой дороги тебе, Дитя.
И только когда Истомин-Дитя вышел, оставив меня одного, я с трепетом развернул бумагу, врученную мне патриархом.
На большом листе летящим почерком Филарета было написано: «Et vidi caelum novum et terram novam primum enim caelum et prima terra abiit et mare iam non est»
[20].
Эти строки из Откровения я, разумеется, знал наизусть.
Патриарх ответил на мой вопрос самым очевидным и самым неожиданным образом.
Ну недаром же его называют Темнейшим…
* * *
Ефим Злобин,
дьяк Патриаршего приказа, главный следователь по преступлениям против крови и веры, Великому Государю и Патриарху всея Руси Филарету сообщил:
Святые мощи невинноубиенного царевича Дмитрия Углицкого обретены в церкви Жен Мироносиц на Никольской, где они были свалены в кучу и обосраны. На лбу царевича обнаружена дырка от серебряной пули.
После реставрации мощи с соблюдением всех формальностей, но тайно были возвращены в собор Святого Архистратига Михаила в Кремле.
* * *
Виссарион,
личный секретарь Великого Государя и Патриарха всея Руси Филарета, в рабочем дневнике записал:
Патриарху доложено о возвращении мощей невинноубиенного царевича Дмитрия Углицкого в собор Архистратига Михаила в Кремле.
Патриарх решил и приказал:
Мисаилу, дьякону Архангельского собора, выдать в награду 100 рублей серебром, благодарить и проследить, чтобы он эти деньги сразу не пропил, потому что у него шестеро детей и жена больная.
И отныне дьякону Мисаилу до конца жизни невозбранно и бесплатно наливать в кабаке «Под пушкой» именем Великого Государя и Царя всея Руси.
Врата двенадцатые,
из которых появляется Путто, невинный и теплый
Августин де Мейерн,
посол в Москве, Леопольду I, императору Священной Римской империи, в частном послании написал:
…Что же касается самозванцев, то они, конечно же, не могли не возникнуть в народе, который больше всего любит сказку об умирающем и воскресающем царе-избавителе, да и обожествление царской власти в России тому немало способствовало и способствует: где святость, там и кощунство. Если царь свят, то самозванец «свят наоборот», они связаны неразрывно, как человек и его тень. Не случайно же Лжедмитрия русские называли «праведным солнцем», каковое звание обычно употребляется только применительно к Иисусу Христу…
Как видите, ваше величество, их царь – их Бог, а их Самозванец – их Христос, сын Божий, посланный Богом в мир, чтобы искупить их грехи своими крестными муками и смертью…
Таким образом, русская история со времен Ивана Грозного – в известном смысле история театральная, история масок и переодеваний, история и одновременно пародия на историю.
Впрочем, такова сама природа истории, написанной людьми.
Кстати, мне рассказывали в Москве, что в детстве нынешнего царя Алексея, надевавшего немецкий костюм, многие почитали за актера, за ряженого…
* * *
Окольничий Артамон Матвеев
пастору общины святых Петра и Павла в Немецкой слободе Иоганну Готфриду Грегори написал:
На днях я напомнил государю о лютеранской церкви в Немецкой слободе, на строительство которой, как вы помните, господин пастор, Алексей Михайлович пожертвовал некоторую сумму из личных средств.
Государь благожелательно отнесся и к школе, которую вы создали при церкви для детей как лютеранского, так и православного вероисповедания.
Но особый интерес у его величества вызвало известие о вашем театре, в котором ставятся комедии благопристойного и нравоучительного содержания.
Уверен, вы будете счастливы узнать, господин пастор, что государь Алексей Михайлович изволил приказать вам сочинить и представить на его суд комедию о царе Артаксерксе, Эсфири, ее воспитателе Мордехае и злом царедворце Амане-амалекитянине.
Хочу вам напомнить, что на сцене Артаксеркса следует называть царем, а не королем или цесарем. Слово «царь» находится в Св. Писании, где Давид, Соломон и другие государи названы «царь Давид», «царь Соломон».
Имя царя, которым Богу угодно было некогда почтить Давида, Соломона и других властителей иудейских и израильских, гораздо более прилично русскому государю, нежели слова «цесарь» или «король», изобретенные человеком.
* * *
Матвей Звонарев,
думный дворянин и коломенский помещик, записал в своих Commentarii ultima hominis:
«Если хочешь каяться, когда уже не можешь грешить, то это грехи тебя бросили, а не ты их», – писал блаженный Августин.
Это обо мне.
Средняя продолжительность жизни в России – двадцать два года, а значит, в свои девяносто два я живу пятую жизнь.
Каяться поздно – остается жизнь со всеми ее маленькими радостями: я жую мясо без посторонней помощи, мочусь лишь три раза в день и все еще помню наизусть четвертую эклогу Вергилия.
О горестях я научился не думать – старики это умеют, поверьте.
Со временем мир не становится ни больше, ни меньше – он становится легче.
