– Погоди-ка, – спохватилась одна. – Я забыла карточку.
Вернувшись, она забрала карточку с кресла-каталки. Бросила беглый взгляд, потом присмотрелась. И вдруг умолкла от изумления. Перевела взгляд на девушку, распростертую на кровати, как всегда, неподвижную, с лицом, лишенным выражения. И снова, не веря своим глазам, воззрилась на листок бумаги, который держала перед собой.
Нечетким почерком, похожим на детские каракули, на листке было выведено одно слово:
2
Телевизор в забегаловке был настроен на канал «All news»
[11], так что он уже третий раз смотрел один и тот же выпуск новостей.
Он бы охотно обошелся во время еды без такого аккомпанемента, но ничего не поделаешь: как ни пытайся смотреть в другую сторону, взгляд невольно обращается к экрану, даже если звук выключен.
Вот результат зависимости от техники, подумал Леопольдо Стрини. Люди уже не могут оставаться наедине с собой. Самая глубокая мысль, какая посетила его за этот день.
Другие клиенты кафешки тоже не отрывали глаз от экрана – семьи с детишками и служащие, вышедшие пораньше на обеденный перерыв. Дело монстра вызвало всеобщий интерес. СМИ подливали масла в огонь. Сейчас, к примеру, без конца показывали, как полицейские нашли в лесу два скелета. Сведений было мало, но телеканалы назойливо повторяли их. А люди не уставали смотреть. Если даже переключить на другой канал, ничего не изменится. Просто какой-то коллективный психоз.
Смотрят будто в аквариум. Да: в аквариум ужасов.
Леопольдо Стрини сидел за своим обычным столиком, в глубине зала. Эксперт ЛТА всю ночь трудился, изучая новые вещдоки, но так и не обнаружил ничего полезного. Он умирал от усталости и в середине утра позволил себе по-быстрому перекусить, прежде чем снова приняться за работу.
Булка с котлетой и маринованными овощами, порция картофеля фри, бутылочка «спрайта».
Он уже доедал сандвич, когда какой-то мужчина уселся за его столик, как раз напротив, загораживая телевизор.
– Привет, – сказал этот тип, дружелюбно улыбаясь.
Стрини на мгновение растерялся: он никогда не видел этого человека, к тому же среди его друзей не было выходцев из Азии.
– Можешь уделить мне минутку?
– Я ничего не покупаю, – отрезал Стрини, даже довольно грубо.
– О, нет-нет, я не собираюсь тебе ничего продавать, – успокоил его Батиста Эрриага. – Я хочу сделать тебе подарок.
– Послушай, мне это неинтересно. Я просто хочу спокойно поесть.
Эрриага снял кепку и провел по ней рукой, как будто счищая невидимые пылинки. Сказать бы этому дураку, как противно ему здесь находиться, как он ненавидит кафешки, где подают жирную еду, от которой поднимается давление и повышается уровень холестерина в крови. Как ненавидит детей, мамаш и папаш, которые обычно ходят по таким местам, – не выносит гвалта, жирных рук, смехотворного счастья тех, кто рожает детей в этом мире. Но после того, что случилось вечером, после того, как полиция нашла останки молодой немецкой пары, путешествовавшей автостопом, он был вынужден решиться на крайние меры, ведь все его планы оказались под угрозой. Выложить бы все начистоту идиоту, сидящему напротив, – но вместо того он произнес только:
– Леопольдо, послушай меня…
Услышав, как его назвали по имени, Стрини застыл с бутербродом в руке:
– Мы знакомы?
– Ты мне знаком.
У Стрини появилось нехорошее предчувствие, ситуация ничего доброго не сулила.
– Какого хрена тебе от меня надо?
Эрриага положил кепку на стол и скрестил руки на груди.
– Ты отвечаешь за ЛТА, Лабораторию технологического анализа при квестуре.
– Послушай: если ты журналист, то не на того напал – из меня не вытянешь никакой информации.
– Разумеется, – подхватил Эрриага, делая вид, будто его восхищает принципиальность эксперта. – Знаю: у вас на этот счет строжайшие правила – и знаю также, что ты никогда их не нарушишь. Только вот в чем дело: я не журналист и мне ты расскажешь все по собственной доброй воле.
Стрини искоса взглянул на незнакомца, сидящего перед ним. Он что, белены объелся?
– Я даже не знаю, кто ты такой, с какой стати я буду делиться с тобой засекреченной информацией?
– Потому что с этого момента мы – друзья, – проговорил Эрриага с самой любезной из своих звериных ухмылок.
Эксперт невольно расхохотался:
– Слушай, красавчик, шел бы ты в задницу, понял?
Эрриага скорчил обиженную гримасу:
– Ты пока этого не знаешь, но дружить со мной выгодно.
– Мне не нужны деньги.
– Я и не говорю о деньгах. Ты веришь в рай, Леопольдо?
Стрини потерял терпение. Положил на тарелку недоеденный бутерброд и поднялся со стула.
– Я все же служу в полиции, идиот. Одно слово – и тебя арестуют.
– Ты любил твою бабушку Элеонору?
Стрини замер:
– При чем тут это?
Эрриага сразу отметил: достаточно было назвать ее, как эксперт ЛТА присмирел. Значит, Стрини хочет больше об этом узнать.
– Девяносто четыре года… Долгая жизнь, правда?
– Да, конечно.
Эксперт заговорил иначе: податливым, смущенным тоном. Эрриага выпустил когти:
– Если не ошибаюсь, ты был ее единственным внуком и она тебя очень любила. Ее мужа, твоего деда, тоже звали Леопольдо.
– Да.
– Она пообещала, что когда-нибудь ты унаследуешь домик в Ченточелле, где она жила. Три комнаты, подсобные помещения. И еще она скопила немного денег. Тридцать тысяч евро, так?
Стрини, бледный, с выпученными глазами, казалось, потерял дар речи:
– Да… Нет, но… Не помню…
– Как же не помнишь? – Эрриага разыграл возмущение. – Благодаря этим деньгам ты смог жениться на девушке, которую любил, и вы стали жить в доме бабушки. Жаль только, что ради всего этого тебе пришлось отнять у старушки жизнь.
– Что за хрень ты несешь? – Стрини в бешенстве схватил его за руку. – Бабушка умерла от рака.
– Знаю, – кивнул Эрриага, глядя прямо в его пылающие гневом глаза. – Диметилртуть – интересное вещество: достаточно, чтобы несколько капель попало на кожу, и оно проникает сквозь мембраны клеток, запуская необратимый канцерогенный процесс. Конечно, приходится несколько месяцев потерпеть, но дело верное. Впрочем, терпением ты не отличаешься, недаром решил опередить Божий промысел.
– Ты откуда…
Эрриага стряхнул с себя его руку:
