– Премного вам благодарен, сэр, но я лишь говорю вам правду. Я не болен в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, хотя, видит Бог, случившееся со мной хуже всех известных врачам болезней. Я расскажу вам все, ведь вы так добры, но надеюсь, что вы не передадите услышанное здесь ни одной живой душе, так как это может принести мне гораздо больше неприятностей. Меня преследует дурной сон.
– Дурной сон? – воскликнул я, надеясь его развеселить. – Но с рассветом – или с пробуждением – сны исчезают без следа!
Тут я осекся, потому что еще до того, как Сетл заговорил, я увидел ответ в безнадежном взгляде, которым он окинул свое тесное жилище.
– Нет-нет, то, о чем вы говорите, относится к людям, живущим с комфортом и в окружении тех, кого они любят. А для тех, кто вынужден проводить свои дни в одиночестве, все в тысячу раз хуже. Какое облегчение может мне принести пробуждение в ночной тиши, когда вокруг меня – лишь обширная пустошь, полная голосов и лиц, которые превращают мое пробуждение в кошмар, что хуже любого сна? Ах, мой юный сэр, у вас нет прошлого, которое способно посылать людям свои легионы, пустоту и мрак, и я молю милостивого Господа, чтобы у вас его никогда не было!
В голосе Джейкоба ощущалась настолько непреодолимая уверенность, что я отказался от попытки оспаривать его одиночество. Чувствовалось, что здесь кроется скрытое влияние некой силы, которого я не могу понять. Не зная, что сказать, я замолчал и почувствовал облегчение, когда Сетл заговорил сам:
– Это снится мне две последние ночи. В первую ночь было очень тяжело, но я справился. Вчера ночью само ожидание было еще хуже, чем сам сон, – до того момента, как это видение началось, а потом оно уничтожило всякое воспоминание о меньшей боли. Я не мог уснуть почти до рассвета, а потом он снова пришел, и с этим сном вернулся весь ужас сегодняшней ночи. С тех самых пор я страдаю так, как, уверен, страдают лишь умирающие…
Еще до того, как он закончил фразу, я принял решение постараться перевести нашу беседу в более жизнерадостное русло.
– Что ж, тогда постарайтесь сегодня уснуть пораньше, до того как наступит ночь. Сон освежит вас, и я вам обещаю, что после этой ночи кошмаров больше не будет.
Он безнадежно покачал головой, но больше не сказал ничего, поэтому я еще немного посидел у него, а потом ушел.
Придя домой, я отдал распоряжения на вечер, так как решил разделить одинокое бодрствование Джейкоба Сетла в его домике на пустоши. Я рассудил, что если он уснет до захода солнца, то проснется задолго до полуночи, и поэтому, как раз в тот момент, когда городские колокола били одиннадцать, я стоял напротив его двери, вооруженный сумкой, где лежали мой ужин, большая бутылка про запас, пара свечей и книга. Луна светила ярко, и на пустоши было светло, почти как днем, но время от времени по небу пробегали черные тучи, и наступала темнота, по сравнению со светом казавшаяся почти осязаемой.
Я тихо открыл дверь и вошел, не разбудив Джейкоба. Он без движения лежал на кровати лицом вверх и снова обливался потом, а лицо его было бледным. Я попытался представить себе, какие видения проходят перед закрытыми глазами этого человека, если они приносят ему такое горе и страдания, отражавшиеся на его лице, но мне не хватило воображения, и я стал ждать пробуждения Сетла. Оно наступило неожиданно и тронуло меня до глубины души: с бледных губ Джейкоба сорвался приглушенный стон, он приподнялся и снова упал на подушку. Было ясно, что этот стон свидетельствовал об осознании или завершении каких-то мыслей, посетивших его раньше.
«Если это сновидения, – сказал я себе, – то они должны быть основаны на чем-то ужасном. О каком же ужасном факте из своего прошлого он тогда говорил?»
В тот самый момент, когда я размышлял об этом, Джейкоб осознал, что я сижу рядом с ним. Мне показалось странным, что он ни на мгновение не усомнился, окружает его сон или реальность, как это обычно бывает с просыпающимися людьми. С радостным криком он схватил меня за руку и сжал ее в своих влажных, дрожащих пальцах, как испуганный ребенок цепляется за того, кого он любит.
– Ну-ну, все в порядке, – попытался успокоить его я. – Я пришел посидеть с вами сегодня ночью, и мы вместе попытаемся побороться с этим неприятным сном.
Внезапно Джейкоб отпустил мою ладонь и рухнул обратно на кровать, закрыв лицо руками.
– Побороться? С неприятным сном? Ах, нет, сэр, нет! Ни один смертный не может победить этот сон, так как его посылает Бог – и он выжжен вот здесь! – с этими словами бедняга ударил себя по лбу, а потом продолжал: – Это тот же самый сон, всегда один и тот же, и его сила нарастает, чтобы мучить меня всякий раз, когда он приходит ко мне.
– Что же вам снится? – спросил я, думая, что разговор об этом может принести ему облегчение, но Джейкоб отпрянул и ответил после долгой паузы:
– Нет, этот сон лучше не рассказывать. Возможно, он больше мне не приснится.
Он явно пытался скрыть от меня нечто такое, что таилось за его сном, поэтому я сказал:
– Хорошо. Надеюсь, вы видели его в последний раз. Но если он вернется, вы мне расскажете, не так ли? Я спрашиваю не из любопытства, но потому что считаю, что вы, быть может, почувствуете облегчение, если заговорите.
– Если он приснится мне снова, я вам все расскажу, – ответил Джейкоб с такой торжественностью, которая показалась мне почти чрезмерной.
Что ж, раз так, я попытался отвлечь его мысли от этой темы и перевести в более житейское русло, поэтому достал ужин и убедил Сетла разделить его со мной, в том числе и содержимое бутылки. Через некоторое время, когда он пришел в себя, я раскурил сигару, угостив его другой; мы курили почти час и беседовали о том о сем. Мало-помалу комфорт тела дошел до мозга Джейкоба, и я видел, как сон опускает свои добрые ладони на его веки. Он тоже это почувствовал и сказал мне, что теперь он в полном порядке, и я могу без опаски покинуть его. На это я ответил, что, в порядке он или нет, я смогу увидеть при свете дня, зажег вторую свечу и начал читать, а он уснул.
Постепенно книга увлекла меня настолько, что вскоре я вздрогнул, почувствовав, как она выпала из моих рук. Я взглянул на Джейкоба и убедился, что он еще спит; к моей радости, на лице его было редкое для этого человека выражение счастья, а его губы шевелились, как бы произнося слова. Затем я вернулся к своим делам, и, когда очнулся снова, кровь застыла у меня в жилах: голос с кровати рядом со мной молил:
– Только не этими красными руками! Никогда, никогда!
Взглянув на Джейкоба, я обнаружил, что он по-прежнему спит, однако бедняга мгновенно проснулся и не удивился, увидев меня. И снова в нем чувствовались апатия и безразличие к окружающему миру. Тогда я сказал:
– Успокойтесь и расскажите мне ваш сон. Вы можете говорить свободно – я не предам вашего доверия и, пока мы оба живы, никому не расскажу о том, что вы мне решите поведать.
– Я уже обещал, что расскажу вам; но лучше мне вам сначала рассказать, что предшествовало этому сну, чтобы вы поняли. В далекой юности я был школьным учителем приходской школы в маленькой деревне на западе страны. Как она называлась, сейчас не важно. Я был помолвлен с девушкой, которую любил почти до благоговения, но пока мы ждали того момента, когда сможем накопить денег, чтобы создать семью, появился другой мужчина. Обычная история. Он был почти так же молод, как и я, – красивый джентльмен с благородными манерами, которые привлекают женщин нашего класса. Он ходил на нашу реку удить рыбу, и моя возлюбленная встречалась с ним, пока я работал в школе. Я уговаривал ее отречься от него, умолял, предлагал пожениться сразу же и уехать, начав жизнь в чужой стране, но она и слушать ничего не желала. Было очевидно, она всерьез увлечена этим человеком. Тогда я сам решил встретиться с ним и попросить его поступить с девушкой порядочно, чтобы о ней не пошли разговоры и сплетни. Я пошел туда, где договорился с ним встретиться, чтобы нам никто не помешал, и мы встретились! – Здесь Джейкобу Сетлу пришлось сделать паузу. Казалось, что слова встали ему поперек горла, так что он начал задыхаться. Справившись с приступом, он продолжал: – Сэр, видит Бог на небесах, в тот день у меня не было никаких эгоистических мыслей. Я слишком любил мою красавицу Мэйбл и не удовольствовался бы частью ее любви. К тому же я слишком часто размышлял над своим несчастьем, чтобы не понимать: что бы с ней ни случилось, мне надеяться не на что.
