Избранник Мэйбл держался со мной оскорбительно высокомерно – вы, сэр, джентльмен и, вероятно, не можете понять, каким оскорбительным бывает высокомерие человека, стоящего выше вас по положению, – но я все стерпел. Я просил его не причинять моей любимой зла, так как то, что для него могло быть всего лишь развлечением от скуки, разбило бы ей сердце. Я никогда не сомневался в ее искренности и не думал о самом худшем, что с ней может случиться, но боялся лишь того, что она будет несчастна. Однако, спросив этого человека, когда он намерен жениться на Мэйбл, и услышав в ответ смех, я вышел из себя и сказал ему, что не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как делают несчастной дорогую мне женщину. Тут он тоже рассердился и в гневе наговорил о Мэйбл таких жестоких вещей, что я тут же поклялся, что скорее убью его, чем позволю навредить ей. Бог знает, как это вышло, потому что в моменты вспышек гнева трудно запомнить переход от слов к кулакам, но я вдруг обнаружил, что стою над трупом соперника, а мои руки красны от крови, льющейся из его разорванного горла. Свидетелей нашей ссоры не было, к тому же в наших краях он был чужаком без родственников, которые могли бы его искать, а убийство не всегда становится достоянием общественности – по крайней мере, не сразу. Не знаю, возможно, кости этого человека еще гниют в той речной заводи, где я его оставил. Как бы там ни было, никто не заподозрил неладного в его отсутствии, как не задумался и о причинах исчезновения. Никто, кроме моей бедной Мэйбл, которая не смела заговорить. Но все оказалось напрасным: вернувшись через несколько месяцев – а после случившегося я не мог продолжать жить в том месте, – я узнал, что о бесчестье моей возлюбленной узнали люди, и она умерла, не снеся позора. До того момента меня поддерживала мысль, что мой неправедный поступок спас ее будущее, но теперь, когда я узнал, что опоздал и что убитый мною мужчина опозорил мою бедную Мэйбл, я сбежал, терзаемый бесполезным чувством вины, не в силах вынести тяжести этой ноши. Ах, сэр, вы, не совершавшие подобного греха, не знаете, что значит носить его в себе! Может быть, вы думаете, что со временем становится легче, но это не так. Он растет и растет с каждым часом, пока не становится невыносимым, а вместе с ним растет чувство, что вы навсегда останетесь стоять за вратами Рая. Вы не знаете, что это такое, и я молю Бога, чтобы вы никогда этого не узнали. Обычные люди, для которых возможно всё, нечасто думают о Рае, если вообще думают. Для них он название, и только, и они довольствуются тем, что ждут и надеются. Но вы даже представить себе не можете, что Рай означает для тех, кому навечно отказано в возможности попасть туда. Не можете постичь ужасное, бесконечное стремление увидеть, как откроются его врата и ты присоединишься к белым фигурам по другую их сторону.
И здесь мы возвращаемся к моему сновидению. Во сне мне кажется, что передо мной возвышается портал с огромными воротами из толстой стали и брусьями толщиной с мачту, поднимающимися до самых облаков, так близко, что между ними можно разглядеть хрустальный грот, на сияющих стенах которого видно множество одетых в белое фигур с радостными лицами. Когда я стоял перед воротами, мое сердце и моя душа были переполнены восторгом и жаждой того, что я позабыл. А у ворот стояли два могучих ангела с расправленными крыльями и – ох! – с такими суровыми лицами. Каждый из них держал в одной руке огненный меч, а в другой – ремень
[107], качающийся взад и вперед от их малейшего прикосновения. Ближе находились фигуры, закутанные с ног до головы в черное, так что виднелись только глаза. Они вручали всякому подходившему белые одежды, какие носят ангелы, и предупреждали шепотом, что каждый должен надеть предназначенное ему одеяние и при этом не запачкать, иначе ангелы не впустят его внутрь, а поразят огненными мечами. Мне не терпелось надеть свое облачение, поэтому я быстро набросил его на себя и поспешил к воротам. Но ворота не открылись, а ангелы, распустив ремни, указывали на мое платье. Я опустил взгляд и пришел в ужас – его покрывали кровавые пятна. Мои руки тоже были красны, они блестели от крови, которая капала с них, как в тот день, у берега реки. А потом ангелы подняли свои огненные мечи и поразили меня, и ужас закончился – я проснулся.
И с тех пор этот кошмарный сон приходит ко мне снова и снова. Я никогда не запоминаю, что со мной произошло, но сначала во мне всегда живет надежда, и это делает конец еще более ужасным. Я знаю, что кошмар приходит не просто из темноты, где обитают сны, но его посылает Бог в качестве наказания! Никогда, никогда не смогу я войти в эти врата, так как эти окровавленные руки всегда будут оставлять пятна на одеяниях ангелов!
Джейкоб Сетл говорил, а я слушал как зачарованный. В тоне его голоса, в его глазах, которые смотрели как будто сквозь меня, было нечто столь далекое, столь мечтательное, мистическое и притом возвышенное, что совершенно не вязалось с одеждой рабочего и нищенской обстановкой его жилища, что я начал сомневаться, не снится ли сон мне самому.
Мы оба долго молчали. Я с растущим изумлением смотрел на лежащего передо мной человека. Казалось, теперь, после этого признания, его душа, которая почти что упала в грязь, снова распрямилась и поднялась с упругой силой. Полагаю, я должен был прийти в ужас от его рассказа, но, как ни странно, этого не произошло. Конечно, неприятно выслушивать признания убийцы, но этого несчастного грубо спровоцировали на кровавый поступок, и в его преступлении отсутствовали эгоистичные мотивы, так что я не считал, что имею право судить его. Моей целью было утешить несчастного, поэтому я заговорил так спокойно, как только смог, потому что сердце мое сильно колотилось.
– Не нужно отчаиваться, Джейкоб Сетл. Бог очень добр, и его милосердие велико. Продолжайте жить и работать в надежде, что когда-нибудь вы, возможно, почувствуете, что искупили прошлое. – Тут я сделал паузу, так как увидел, что он постепенно погружается в сон, на этот раз – в естественный.
– Спите, – сказал я, – я побуду с вами, и сегодня нам больше не будут сниться кошмары.
Он с усилием собрался с духом и ответил:
– Не знаю, как вас благодарить за вашу доброту ко мне нынче ночью, но, думаю, сейчас вам лучше меня покинуть. Я постараюсь забыться; чувствую, что тяжесть свалилась с моей груди после того, как я вам все рассказал. Если я еще не совсем перестал быть мужчиной, я должен сам попробовать побороться за свою жизнь.
– Сегодня я уйду, если вы хотите, – ответил я, – но послушайте моего совета: довольно вам проводить свои дни в одиночестве. Идите к людям, живите среди них. Делите с ними свои радости и горести, и это поможет вам забыть. Одиночество превратит вас в меланхолика и сведет с ума.
– Я так и сделаю! – ответил Джейкоб почти в забытьи, так как сон уже овладевал им.
