Однажды вечером, когда начинался отлив и светила полная луна, а сам Артур сидел в ожидании обеда, горничная объявила, что Сафт Тамми скандалит возле дома, потому что его не пускают к хозяину. Мистера Маркема охватило негодование, но ему не хотелось, чтобы горничная подумала, будто он боится этого человека, и он приказал ей впустить его. Тамми вошел, шагая быстрее, чем раньше, с высоко поднятой головой и с выражением решимости в глазах, которые обычно держал опущенными вниз. Едва переступив порог, он заговорил:
– Я пришел еще раз повидать тебя – еще раз! – а ты по-прежнему сидишь тут, как какаду на жердочке. Что ж, парень, я тебя прощаю! Запомни это, я тебя прощаю!
И, не сказав больше ни слова, Тамми повернулся и вышел из дома, оставив хозяина онемевшим от гнева.
После обеда мистер Маркем решил нанести еще один визит к зыбучим пескам. Он даже самому себе не хотел признаться, что боится идти туда, и поэтому около девяти часов, полностью облачившись в свой шотландский костюм, отправился на пляж и, пройдя по песку, сел у подножья ближайшей скалы. Полная луна стояла у него за спиной, и ее лучи освещали бухту, на которой резко выделялись кайма пены, темные очертания мыса и столбы для сетей. В этом ярком желтом сиянии свет из окон порта Крукен и далекого замка лэрда дрожал, как звезды на небе. Долгое время Артур сидел и упивался красотой этого вида, и его душа наполнилась покоем, какого не знала уже много дней. Вся мелочность и раздражительность, все глупые страхи прошлых недель стерлись из памяти, и освободившееся место занял новый, праведный покой. В таком прекрасном и торжественном настроении мистер Маркем спокойно вспоминал свои недавние поступки и стыдился себя, своего тщеславия и упрямства, которые были их причиной. Не сходя с места, он принял решение, что сегодня в последний раз надел костюм, который вызвал отчуждение между ним и теми, кого он любит, и который стал причиной столь многих часов и дней, полных печали, раздражения и боли.
Но как только он пришел к этому заключению, ему показалось, что внутри него раздался другой голос, который насмешливо спросил, будет ли у него когда-нибудь еще возможность поносить этот костюм. К тому же, добавил голос, уже слишком поздно: он выбрал свой путь и теперь должен придерживаться его.
– Еще не поздно, – быстро ответил живущий в Артуре лучший человек. Погруженный в свои мысли, мистер Маркем поднялся, чтобы идти домой и немедленно избавиться от ставшего ненавистным костюма, но задержался на мгновение, чтобы еще раз взглянуть на чудесный пейзаж. Бледный, мягкий свет сглаживал очертания скал, деревьев и крыш строений, делая тени более глубокими, бархатисто-черными и освещая, подобно всполохам пламени, набегающие волны прилива, бахромой наползающие на плоский песчаный пляж. Потом Артур покинул скалу и вышел на берег.
Но тут его охватил приступ ужаса, так что прилившая к голове кровь затмила свет полной луны. Он опять увидел то роковое отражение себя, идущего по ту сторону от зыбучего песка с противоположной скалы к берегу. Шок был еще сильнее из-за контраста с тем мирным покоем, которым только что наслаждался наш герой. Почти парализованный во всех смыслах этого слова, он стоял и смотрел на роковое видение и на покрывающийся рябью, ползущий песок, который, казалось, стремился добраться до чего-то такого, что лежало между скалами и берегом. На этот раз ошибки быть не могло, потому что, хотя луна светила сзади и лицо идущего к нему оставалось в тени, мистер Маркем различал такие же гладко выбритые, как у него, щеки и маленькие торчащие усики, отросшие за нескольких недель. Свет освещал яркий тартан и перо орла. Даже лысина с одной стороны от гленгарри блестела так же, как брошь из топаза и серебряные пуговицы. Пока Артур смотрел, он чувствовал, как его ступни слегка погружаются в песок, так как он стоял у самого края полосы зыбуна. Мистер Маркем сделал шаг назад, но в тот же момент фигура напротив него шагнула вперед, поэтому расстояние между ними осталось прежним.
Они стояли лицом друг к другу, словно застывшие в каком-то странном оцепенении; сквозь шум крови в голове Маркем, казалось, слышал слова пророчества: «Ты должен встретиться лицом к лицу с самим собой, и тогда ты познаешь роковую силу своего тщеславия! Осознай его и раскайся, пока зыбучий песок не поглотил тебя!» Сейчас он стоял лицом к лицу с самим собой, он уже раскаялся – и вот он тонет в зыбучем песке! Предостережение и пророчество сбывались!
В небе кричали чайки, кружась над бахромой набегающих приливных волн, и этот звук, совершенно земной, привел Артура в чувство. Пока что лишь его ступни погрузились в мягкий песок, а потому британец тут же сделал несколько быстрых шагов назад. Как и в прошлый раз, человек напротив тут же шагнул вперед и, оказавшись в смертоносной хватке зыбучего песка, начал тонуть. Маркему казалось, что он смотрит на самого себя, идущего навстречу своему приговору, и в ту же секунду душевное страдание нашло выход в ужасном вопле. В то же мгновение раздался ужасный крик второго человека, и, когда Маркем воздел руки к небу, его двойник сделал то же самое. С ужасом в глазах Артур смотрел, как тот все глубже погружается в песок, а затем, побуждаемый неизведанной силой, снова двинулся вперед, навстречу своей судьбе. Но когда его выставленная вперед нога уже начала погружаться в песок, он опять услышал крики чаек, и они вырвали его из оцепенения. Сделав огромное усилие, мистер Маркем выдернул ногу из песка, который, казалось, вцепился в нее мертвой хваткой, и освободиться из нее удалось лишь ценой оставленного башмака. А потом, охваченный ужасом, он повернулся и бросился бежать от этого места и не останавливался, пока у него не закончились дыхание и силы, после чего опустился, почти теряя сознание, на поросшую травой тропу, идущую через дюны.
* * *
Артур Маркем решил не рассказывать своей семье о своем ужасном приключении, – по крайней мере пока полностью не придет в себя. Теперь, когда этот роковой двойник, его второе «я», поглощен зыбучим песком, к нему почти вернулось прежнее душевное спокойствие.
В ту ночь он крепко спал, и ему совсем ничего не снилось, а утром опять стал самим собой. Ему и правда казалось, что новая, худшая часть его личности исчезла навсегда. Как ни странно, Сафта Тамми в то утро не оказалось на прежнем посту у ворот «Красного дома», и вообще старик более не беспокоил его обитателей, а сидел на своем старом месте, глядя в никуда потухшим взором, как и встарь. Следуя своему решению, Маркем больше не надевал костюм шотландского горца, а однажды вечером связал его в узел вместе с клеймором, дирком, спорраном и всем остальным, тайком вынес из дома и забросил в зыбучий песок. С чувством огромного удовольствия он увидел, как узел засосало в песок, как тот сомкнулся над костюмом и вновь стал гладким, точно мрамор. Потом Артур пошел домой и весело объявил семье, собравшейся на вечернюю молитву:
– Ну, дорогие мои, вы будете рады услышать, что я оставил свою идею носить костюм шотландского горца. Теперь я вижу, каким тщеславным старым глупцом был и в какое посмешище превратился! Вы больше никогда его не увидите!
– Где же он, отец? – спросила одна из дочерей, желая сказать что-нибудь, чтобы такое заявление отца, полное самопожертвования, не было встречено полным молчанием. Его ответ прозвучал так ласково, что девушка встала со своего стула, подошла и поцеловала его. Он произнес:
