Внезапно стало тихо, и я остановился. Буря закончилась; и, вероятно, сердце мое замерло, вторя тишине природы. Но это продолжалось всего мгновение, так как лунный свет прорвался сквозь тучи, и я увидел, что нахожусь на кладбище и что квадратное строение передо мной – это массивная гробница из мрамора, белого как снег, которые лежал на ней и вокруг нее. Вместе с лунным светом прилетел яростный порыв бури, которая, казалось, возобновилась с новой силой с долгим, низким воем, словно из глоток множества собак или волков. Я был испуган и потрясен и чувствовал, что холод быстро охватывает меня; он, казалось, стиснул даже мое сердце. Затем, пока поток лунного света еще падал на мраморную гробницу, появились новые признаки того, что буран возвращается, будто он повернул обратно. Словно зачарованный, я подошел к склепу, чтобы посмотреть, что это такое и почему такая конструкция стоит одна в подобном месте. Я обошел вокруг нее и прочел над дорическим входом надпись на немецком языке:
ГРАФИНЯ ДОЛИНГЕН ИЗ ГРАЦА
В ШТИРИИ
ИСКАЛА И НАШЛА СМЕРТЬ
1801
Сверху из гробницы торчала большая железная пика или кол, который, казалось, был воткнут в сплошной мрамор – это сооружение было построено из нескольких огромных каменных блоков. Зайдя сзади, я увидел выбитые большие русские буквы:
ГЛАДКА ДОРОГА МЕРТВЕЦАМ
[55]
Во всем этом было нечто столь таинственное и жуткое, что я был потрясен и близок к обмороку. Впервые я пожалел, что не прислушался к совету Иоганна. Тут меня поразила мысль, внезапно возникшая при почти таинственных обстоятельствах и шокировавшая меня. Сегодня же Walpurgis nacht!
В Вальпургиеву ночь, как верили миллионы людей, дьявол бродит по миру, а могилы открываются и мертвецы выходят из них, бродя среди живых. В эту ночь правят бал все злые силы на земле, в воде и в воздухе. Именно этого места особенно боялся кучер. Этой безлюдной деревни, опустевшей много веков назад. Здесь был похоронен самоубийца; и я здесь оказался совсем один, дрожащий от холода в снежной пелене и перед лицом надвигавшейся яростной пурги! Мне понадобилась вся моя философия, вся религия, которой меня учили, все мужество, чтобы не поддаться приступу ужаса.
И вот на меня налетел настоящий торнадо. Земля тряслась так, словно тысяча лошадей проносилась по ней, стуча копытами; и на этот раз буран принес на своих ледяных крыльях не снег, а огромные градины, которые барабанили по листьям и веткам, и кипарисы теперь защищали не больше, чем если бы их стволы были колосьями пшеницы. Сначала я бросился к ближайшему дереву; но вскоре мне пришлось уйти из-под него и бежать к единственному месту, которое, казалось, могло служить укрытием, – глубокому дорическому портику мраморной гробницы. Там, съежившись возле массивной бронзовой двери, я отчасти мог спастись от градин, потому что сейчас они попадали в меня, только когда рикошетом отскакивали от земли и мраморных стен.
Когда я прислонился к двери, она шевельнулась и медленно начала открываться внутрь. Укрытие даже внутри гробницы было благом во время такой безжалостной бури, и я уже собирался войти туда, когда вспышка раздвоенной молнии осветила большой участок неба. В то же мгновение мой взгляд проник в темную глубину склепа, и я увидел прекрасную женщину с круглыми щеками и красными губами, которая, казалось, спала в гробу. Над моей головой раздался удар грома, а потом меня словно схватила рука великана и выбросила наружу, в буран. Все произошло так неожиданно, что, не успел я оправиться от шока, как морального, так и физического, как почувствовал обрушившиеся на меня удары града. Одновременно у меня возникло странное, гнетущее впечатление, что я не один. Я посмотрел в сторону гробницы. Как раз в этот момент еще одна ослепительная вспышка, казалось, ударила в железный кол, венчающий склеп, и по нему стекла на землю, взорвав и расколов мрамор в огненном вихре. Мертвая женщина приподнялась в агонии, охваченная пламенем, и ее горестный страдальческий вопль потонул в грохоте громового удара. Последнее, что я услышал, была смесь этих кошмарных звуков, так как меня снова подхватила рука великана и потащила прочь; одновременно меня колотил град, а воздух вокруг сотрясал волчий вой. Последнее, что я запомнил, была смутная, белая движущаяся масса, будто все могилы вокруг меня выпустили призраки погребенных в них мертвецов и будто они окружали меня, приближаясь сквозь белую завесу беспощадного града.
* * *
Постепенно ко мне начало возвращаться смутное сознание, потом появилось ощущение усталости, и это было ужасно. Некоторое время я ничего не мог вспомнить, но чувства медленно возвращались ко мне. Ужасная боль терзала ступни, однако я не мог ими пошевелить. Казалось, они онемели. Затылок и весь позвоночник сверху донизу заледенел, а уши, как и ступни, омертвели, но сильно болели; зато в груди было тепло, очень приятное по сравнению с остальными ощущениями. Это напоминало кошмар – физический кошмар, если можно так выразиться, потому что мою грудь придавила огромная тяжесть и трудно было дышать.
Такая полулетаргия продолжалась довольно долго, а потом исчезла – должно быть, я уснул, или потерял сознание. Затем меня охватила дурнота, напоминающая первую стадию морской болезни, и яростное желание освободиться от чего-то – я не знал, от чего. Меня окутала полная тишина, будто весь мир спал или умер, и ее нарушало лишь тихое дыхание какого-то животного рядом со мной. Я почувствовал теплое хриплое дыхание на своем горле, затем пришло осознание ужасной правды, от которого меня пронзил холод до самого сердца и кровь прилила к голове. Какое-то крупное животное лежало на мне и лизало мое горло. Я боялся шевельнуться: инстинкт самосохранения приказывал мне лежать смирно, но зверь, по-видимому, понял, что со мной произошли какие-то перемены, потому что он поднял голову. Сквозь ресницы я увидел над собой два огромных горящих глаза гигантского волка. Его острые белые зубы блестели в разинутой красной пасти, и я чувствовал его горячее, зловонное дыхание.
Следующий отрезок времени выпал из моей памяти. Потом я услышал тихое рычание, за ним – визг, и так повторилось несколько раз. Потом, как бы издалека, я услышал крики «Эгей! Эгей!», будто несколько голосов кричали в унисон. Я осторожно приподнял голову и посмотрел в том направлении, откуда доносились крики, но могилы загораживали обзор. Волк продолжал странно повизгивать, и какое-то красное сияние перемещалось вокруг рощи кипарисов, будто следовало за звуком. По мере приближения голосов волк повизгивал чаще и громче. Я боялся издать хоть какой-то звук или пошевелиться. По белому покрову вокруг меня разливался красный свет, его источник приближался. Потом из-за деревьев рысью вылетела группа всадников с факелами. Волк встал с моей груди и бросился к кладбищу. Я увидел, как один из всадников (это были солдаты, судя по их фуражкам и длинным военным плащам) поднял карабин и прицелился. Один из спутников ударил его по руке, и я услышал, как у меня над головой прожужжала пуля. Очевидно, он принял мое тело за тело волка. Другой всадник заметил волка, который убегал прочь, и выстрелил ему вслед. Затем всадники галопом поскакали вперед – некоторые в мою сторону, другие вслед за волком, который исчез среди засыпанных снегом кипарисов.
