– Протяни руку, – повелительным тоном произнесла она.
– Со мной так никто не разговаривал с тех пор, как я учился в школе, – снова прокомментировал Джеральд sotto voce
[75].
– Нужно позолотить руку.
– Стопроцентная удача! – прошептал Джеральд, а Джошуа положил на свою раскрытую ладонь еще полсоверена.
Цыганка взглянула на руку молодого человека, нахмурив брови, а потом вдруг посмотрела ему в лицо и спросила:
– У тебя сильная воля? Обладаешь ли ты истинной отвагой и сумеешь ли быть храбрым ради той, кого любишь?
– Надеюсь, что сумею, но, боюсь, мне не хватает тщеславия, чтобы ответить «да», – ответил он.
– Тогда я отвечу за тебя, потому что читаю на твоем лице решимость – отчаянную решимость – и целеустремленность, если возникнет необходимость их проявить. У тебя есть жена, и ты ее любишь?
– Да, – твердо ответил он.
– Так оставь ее немедленно и больше никогда не встречайся с ней. Уезжай отсюда сейчас же, пока любовь свежа и в твоем сердце нет дурных намерений. Уезжай быстро, как можно дальше, и больше никогда не встречайся с ней.
Джошуа быстро выдернул руку.
– Спасибо! – сдержанно, но с сарказмом произнес он и двинулся прочь.
– Послушай! – окликнул его Джеральд. – Нельзя так уйти, старина; нет смысла негодовать на звезды и их прорицательницу; к тому же как насчет твоего соверена? По крайней мере, выслушай все до конца.
– Молчи, грубиян! – приказала королева. – Ты не понимаешь, что творишь. Пусть он уходит, и уходит в неведении, если не хочет слышать предостережение.
При этих словах Джошуа тут же вернулся.
– В любом случае нужно все узнать, – сказал он. – Мадам, вы дали мне совет, но я заплатил за предсказание.
– Предупреждаю! – ответила цыганка. – Звезды долго молчали; позволь им остаться окутанными тайной.
– Моя дорогая мадам, я не каждый день соприкасаюсь с тайной и предпочитаю за свои деньги получить знание, а не неведение. Его я могу получить даром, когда захочу.
– У меня, по крайней мере, его огромный запас, от которого я никак не избавлюсь, – поддержал товарища Джеральд.
Цыганская королева сурово посмотрела на обоих мужчин, а потом сказала:
– Как пожелаете. Вы сделали свой выбор и отнеслись к предостережению легкомысленно и с пренебрежением. Так пусть приговор судьбы падет на ваши головы!
– Аминь! – ответил Джеральд.
Царственным жестом королева снова взяла Джошуа за руку и принялась предсказывать его судьбу:
– Я вижу здесь поток крови; она скоро прольется; она у меня перед глазами. Она течет сквозь разорванный круг разрубленного кольца.
– Продолжайте! – произнес Джошуа с улыбкой. Джеральд молчал.
– Должна ли я выразиться яснее?
– Безусловно; мы, простые смертные, хотим слышать нечто определенное. Звезды далеко от нас, и слова их послания бывают несколько туманны.
Цыганка вздрогнула, а потом произнесла с чувством:
– Это рука убийцы. Убийцы собственной жены!
Сказав так, она бросила руку Джеральда и отвернулась.
Джошуа рассмеялся.
– Знаете, – сказал он, – на вашем месте я бы ввел в предсказание немного юриспруденции. Например, вы говорите: «Эта рука убийцы». Но, что бы ни произошло в будущем, потенциально, в данный момент это не так. Вам следует произносить пророчество вот так: «Это рука, которая будет рукой убийцы», или, скорее, «рука того, кто станет убийцей своей жены». Звезды не очень-то разбираются в технических вопросах.
Цыганка ничего не ответила, но, понурив голову и с мрачным лицом, медленно пошла к своему шатру, подняла полог и исчезла.
Мужчины молча зашагали домой через болото. Вскоре, немного поколебавшись, Джеральд заговорил:
– Конечно, старина, все это шутка – ужасная, но все-таки шутка. Но не разумнее ли оставить это между нами?
– Что ты имеешь в виду?
– Не рассказывать твоей жене. Это может ее напугать.
– Напугать ее! Мой дорогой Джеральд, о чем ты? Мэри не станет меня бояться. Даже если все цыгане, явившиеся из Богемии, заявят, будто мне предстоит ее убить, у нее не возникнет дурной мысли ни на одно мгновение!
– Старина, – возразил Джеральд, – женщины гораздо более суеверны, чем мы, мужчины; и кроме того, бог благословил их – или проклял – такой нервной системой, о которой мы ничего не знаем. Я слишком часто сталкивался с этим по работе, чтобы этого не понимать. Послушай моего совета и не рассказывай ей ничего, иначе ты ее напугаешь.
Джошуа невольно сжал губы и ответил:
– Дорогой друг, у меня не должно быть тайн от жены. Что ж, пусть это будет началом новых отношений между нами. У нас нет секретов друг от друга. Скажу больше: если они когда-нибудь появятся, можешь опасаться странных проявлений между нами.
– И все же, – настаивал Джеральд, – пусть я рискую без разрешения вмешаться в чужие дела, я еще раз повторю: тебя предупредили вовремя.
– То же самое сказала цыганка, – подтвердил Джошуа. – Вы с ней, кажется, придерживаетесь одного мнения. Скажи, старина, это все розыгрыш? Ты мне рассказал о цыганском таборе; так, может, ты и договорился обо всем с ее величеством?
Эти слова он произнес с шутливой серьезностью. Джеральд заверил приятеля, что узнал о таборе только сегодня утром, но он отпускал шутки на все ответы друга, а за шутками время прошло незаметно, и они вернулись в коттедж.
Мэри сидела у пианино, но не играла. Полумрак разбудил в ее душе очень нежные чувства, и ее глаза были полны слез. Когда вошли мужчины, она подошла к мужу и поцеловала его. Джошуа принял трагическую позу.
– Мэри, – произнес он тихим голосом, – прежде чем ты ко мне подойдешь, выслушай слова судьбы. Звезды заговорили, и жребий предрешен.
– О чем ты, дорогой? Расскажи мне о судьбе, но не пугай меня.
– Не буду, дорогая, но есть правда, которую тебе следует знать. Необходимо, чтобы ты отдала все распоряжения заранее и все было сделано достойно и упорядоченно.
– Продолжай, дорогой. Я слушаю.
– Мэри Консидин, твоя фигура еще может появиться в галерее мадам Тюссо
[76]. Не признающие справедливости звезды объявили ужасные вести: эта рука красна от крови – от твоей крови. Мэри! Мэри! Боже мой! – Он бросился вперед, но не успел подхватить жену, и она упала на пол, потеряв сознание.
