Мак с шишкой и синяком на лбу, обретшим еще более радужную расцветку, не мог противиться искушению сказать этим субъектам последнее громкое «прощай». В церковь он не пошел, с утра решил не принимать душ и не бриться, натянул старые потертые джинсы и грязный свитер и для пущего эффекта снял широкую повязку со лба. Пусть все Баннинги забудут о еде, когда увидят эти безобразные швы. Мак явился с опозданием всего на несколько минут, однако сумел омрачить радостную суету и обмен любезностями при встрече родных. Лайза игнорировала его полностью – впрочем, она делала это почти всегда. Девочки шушукались на застекленной террасе с кузинами – последние, разумеется, слышали о скандале и хотели узнать подробности.
И вот, уже усаживаясь за стол, Лайза протиснулась мимо него и прошипела:
– Почему бы тебе не уйти прямо сейчас?
На что Мак весело ответил:
– Да потому, что я просто умираю с голоду, а подгоревших пирогов не пробовал вот уже месяц.
Все присутствующие, их было шестнадцать, вслед за отцом Лайзы, в белой рубашке и галстуке, вознесли благодарственную молитву Всевышнему и сразу принялись за еду. Трапеза началась. Как всегда, прошло секунд тридцать, и отец Лайзы принялся обсуждать цены на цемент. Женщины же занялись сплетнями. Двое племянников Мака, сидевших напротив, глаз не сводили с его шрамов и не могли есть. И вот наконец нетерпение бабушки, матери Лайзы, достигло предела, и она не сдержалась. На фоне общей приглушенной болтовни голос ее прозвучал громко и мощно:
– Бедняжка Мак. Голова твоя выглядит просто ужасно! Наверное, было очень больно?
Мак ожидал подобного выпада и тут же выпалил в ответ:
– Вообще ничего не чувствую. Сижу на таблетках. Они замечательные.
– А что, собственно, случилось? – Этот вопрос поступил от шурина, врача.
Единственный из всех сидевших за столом он имел доступ к больничной карточке Мака. Вне всякого сомнения, шурин зазубрил все данные оттуда, перемолвился словом другим с терапевтом, медсестрами и санитарами и знал о состоянии Мака больше, чем он сам. Поскольку в планы Мака входило раз и навсегда покончить с юридической практикой, он теперь жалел лишь о том, что в свое время не прищучил шурина, не подал на него в суд за преступную небрежность при лечении пациентов. Ну ничего, кто-нибудь непременно подаст.
– Да, я напился, – с гордостью ответил Мак. – Домой пришел поздно, поскользнулся на льду, упал и расшиб голову.
Спины Баннингов мгновенно выпрямились. Все обратились в слух. А Мак меж тем продолжал:
– Только не говорите мне, ребята, будто не слышали об этом в мельчайших подробностях. Лайза свидетель. Она всем успела рассказать.
– Мак, прошу тебя. – Лайза уронила вилку.
«Ребята» так и замерли, все до одного. Лишь Мак с непринужденным видом отпилил кусок резинового цыпленка, сунул в рот и стал энергично жевать.
– Просишь? О чем это? – пробормотал он с набитым ртом. – Ведь ты сделала все, чтоб каждый, кто сидит за этим столом, узнал именно твою версию случившегося. – Он продолжал жевать, говорить и тыкать вилкой в сторону своей супруги, расположившейся на противоположном конце стола рядом с отцом. – Ну и еще ты, наверное, рассказала им о нашем визите к психоаналитику, консультанту по разводам, да?
– О Боже! – так и ахнула Лайза.
– И о том, что я ночевал в конторе. Ведь все теперь знают об этом? – добавил Мак. – «Не смей больше приходить домой, потому как еще раз можешь поскользнуться, упасть и все такое прочее. Или же в пьяном виде избить девочек. Как знать?» Верно, Лайза?
– Довольно, Мак, – властным голосом приказал отец.
– Да, сэр, слушаюсь, сэр. Черт, цыпленок практически сырой. Кто его готовил?
Тут вмешалась теща. Спина прямая как палка. Бровь дугой.
– Я готовила, Мак. Еще претензии к еде будут?
– Да целые тонны претензий! Впрочем, черт с ней, с едой.
– Выбирай выражения, Мак, – сказал отец.
– Теперь вы понимаете, что я имела в виду, – поспешила воспользоваться моментом Лайза. – Он совершенно опустился.
Все мрачно закивали. Хелен, младшая дочь, тихо заплакала.
– Тебе нравится это повторять, верно?! – завопил Мак со своего конца стола. – То же самое ты говорила консультанту. Ты всем и каждому твердишь именно это. «Мак разбил свою чертову башку и потерял остатки разума». Вот дерьмо!
– Я не намерен терпеть подобные выражения за столом, – строго произнес отец. – Прошу тебя уйти.
– Пардон. Буду просто счастлив уйти. – Мак поднялся и резко отодвинул стул. – И еще. Думаю, вы будете рады узнать, что я больше никогда не вернусь. То-то будет праздник для всего семейства!
За столом сгустилось молчание. Мак вышел из комнаты. Последнее, что он слышал, – это голос Лайзы:
– Мне жутко неудобно…
В понедельник Мак пересек площадь и вошел в большое здание юридической конторы Гарри Рекса Уоннера, своего друга, который, вне всякого сомнения, слыл самым зловредным адвокатом по разводам округа Форд. Гарри Рекс, громогласный и дородный скандалист, вечно жующий вонючие черные сигары, орал на секретарш, рявкал на клерков в суде, жестко контролировал списки всех судебных дел, унижал судей и наводил страх и ужас на каждую разводящуюся пару вне зависимости от того, чьи интересы защищал. Его контора походила на свалку: в приемной громоздились коробки с делами и мусорные корзины, переполненные бумагами, на стеллажах скопились горы старых журналов, под потолком плавали густые клубы синего табачного дыма, толстый слой пыли покрывал мебель и книжные полки, а у входной двери в кабинет терпеливо ждали самые разнообразные клиенты, о которых он забыл напрочь. Это место напоминало зоопарк. Никаких часов приема не существовало. Откуда-то непременно доносились чьи-то отчаянные крики. Непрерывно звонили телефоны. К копировальной машине стояла очередь. Ну и так далее… Мак много раз бывал здесь по делу и прежде, и ему нравился весь этот хаос.
– Слышал, ты у нас пошел вразнос, парень, – начал Гарри Рекс, когда они встретились у двери в его кабинет. Просторная, без окон, комната была расположена в глубине здания, подальше от томившихся в ожидании клиентов. И здесь тоже было полно книжных полок, ящиков с картотеками, разного бумажного хлама, увеличенных снимков, а стены украшали фотографии меньшего формата, довольно потрепанные. Почти на каждом красовался Гарри Рекс с ружьем в руках – стоит и, улыбаясь, смотрит на поверженное им животное. Мак не помнил, когда заходил сюда последний раз, но был уверен: с тех пор ничего не изменилось.
Они уселись. Гарри Рекс – за массивный письменный стол с горами бумаг по краям, готовых вот-вот свалиться на пол. Мак устроился в старом полотняном кресле, угрожающе пошатывавшемся при малейшем движении.
– Просто расшиб голову, вот и все, – сказал Мак.
– Выглядишь ужасно.
– Спасибо.
