Вороненок последовательно потрошил птицу, отправлял к отрубленным лапам внутренности, размазывая их по картону, тихонько напевая что-то протяжноеивтожевремя грубое и гортанное. Иногда его голос повышался, становился тонким и лающим, точно песнь койота, а затем лист обрел материальность, вспыхнул огнем, которого я не чувствовал своим даром, лишь видел глазами – искрами упал на птичьи потроха и жег их, пока комната не наполнилась запахом обугленной плоти.
Мне казалось, Желтая Черепаха улыбается мертвыми губами, шевелит ими, просит о жестоком дожде, что своим ревом заглушит даже грохот бегущего стада бизонов, а тела обнаженных скво будут плясать среди холодных потоков, призывая всех воинов взять копья, палицы и томагавки, чтобы порадовать щедрых предков.
Голова начала кружиться, точно я выпил лишнего, приходилось все время фокусировать зрение, потому что стены каюты то и дело норовили затеять движение, пуститься в пляс вокруг огня, который появился лишь благодаря словам Вороненка.
Это тянулось вечность, воздух, несмотря на сквозняк, сделался тяжелым, густым и ощутимо затвердел, не желая попадать в легкие. Находиться здесь стало невыносимо, и я поднялся, чтобы пройтись. Никто из братьев даже не заметил моего ухода.
Ветер на палубе проветрил мои мозги, и я решил не возвращаться обратно, пока звучит песня Вороненка. Основываясь на прежнем опыте, могу сказать, что это займет от получаса до трех.
Глубокой осенью в Риерте солнце садилось рано, и времени, чтобы возвратиться к разрушенному заводу, до того как настанет ночь, оставалось впритык. Я не особо переживал по этому поводу, решив в крайнем случае заночевать здесь. Одно я знал точно: идти через кладбище кораблей по темноте – рискованное предприятие. Не желаю переломать все кости, грохнувшись в провал и напоровшись животом на стальной прут. Слишком бесславный конец, чтобы он привлекал меня без какой-либо серьезной на то причины.
Ради любопытства я достал из кармана заранее подготовленный квадратный фонарик на батарейках, спустился по трапу на вторую палубу. В одном из помещений оказался полосатый матрас, из-под которого торчал деревянный приклад. Я выудил оружие и с удивлением поднял брови, не поверив своим глазам.
Дальнобойная «Вельд» для охотников. Вещь довольно дорогая, и как она попала к Вороненку? Я покрутил винтовку и так и эдак, вышел с ней наверх, изучил клеймо оружейника под тусклым солнечным светом и, ругнувшись, отложил ее в сторону, вновь вернувшись в недра старого военного корабля.
Я заглянул в каждый отсек на палубе, кроме тех, что оказались заварены еще в то время, когда броненосец отправили на слом. Ничего, кроме пыли, ржавчины, скопившейся после дождя воды и всеобщего запустения. Может, кто другой бы и бросил заниматься глупостями, но я нашел «Вельд» и, все еще до конца не веря самому себе, спустился по трапу в чрево, почти к самому погребу боезапаса демонтированной кормовой башенной установки.
Луч фонаря выхватил из мрака черного демона в холщовой светло-голубой спецовке, пропитанной кровью. Когда свет упал ему на глаза, он громко застонал, и этот стон испуганным голубем взмыл вверх, отражаясь от стен, слился с едва слышной здесь песнью Вороненка.
Я опустился перед человеком на колени, проверил жилку на шее. Он потерял достаточно крови и сильно ослаб, чтобы сопротивляться, но его руки и ноги были связаны кожаными ремнями, широкими и надежными. Рана была рубленой, от томагавка, довольно глубокой, как я полагаю, но Вороненок остановил кровотечение и наложил тугую повязку. Впрочем, это не поможет, если раненый не окажется в больнице.
Второго пленника я нашел в дальнем конце помещения, привязанным к надежной стальной трубе не только за руки, но и за шею. Еще один ремень глубоко впивался в кожу его лба так, что он не мог поворачивать голову. Кровь из разбитых губ запеклась на пышных усах и бороде, он щурился, пытаясь разглядеть за светом, бившим ему в лицо, того, кто пришел.
Я направил фонарь так, чтобы он увидел меня, и в его глазах появилось удивление, надежда, впрочем мгновенно сменившиеся сомнением и тревогой.
– Итан, блади побери всех чертей, – просипел Джейк Осмунд Вильям Третий, попытался сплюнуть липкую слюну, но та, не долетев до пола, застряла у него в бороде. – Вас я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.
Я разрезал ремни на его лбу и шее:
– Лучше бы вы продолжали охотиться на контаги в Старой Академии, мой друг.
– Есть вода? До смерти хочется пить.
– Ждите. Скоро вернусь.
– Постойте! Развяжите меня! Этот чертов дикарь…
– Ждите! – резко сказал я ему, и он, услышав в моем голосе нечто такое, что ему не понравилось, умолк, посмотрев на меня с раздражением, но больше возражать не стал.
Кружку я видел в кают-компании. Пришлось вернуться к Вороненку. И, пока я ходил, он ни на мгновение не отвлекся от своих песен и методичного ощипывания чайки. Я чувствовал, как Желтая Черепаха следит за мной. Вот уж кому-кому, а ему предки вполне успели нашептать, где я был и что нашел. Он не остановил меня, я ощутил лишь скрытую усмешку, словно мертвец опять сказал о том, что я как юная жалостливая скво без права красить свое лицо.
Дождевой воды в некоторых помещениях было хоть залейся, черпай из глубоких луж сколько угодно. Возможно, не такое высокое качество, на какое рассчитывает конфедерат в дорогих ресторанах, где подадут бутылку, наполненную из курортного минерального источника, но сейчас пусть довольствуется тем, что есть.
– Думал, вы не вернетесь, – сказал Осмунд, когда я оказался рядом с ним.
– Пейте осторожно. Я держу кружку.
Он грязно ругнулся в мой адрес, окончательно поняв, что я не собираюсь развязывать ему руки, и ткнулся носом в питье, не отрываясь, пока вода не исчезла.
– Черт. Спасибо, Итан.
– Давно вы здесь?
– Какой сегодня день? Я, знаете ли, немного потерялся во времени. Здесь вечный мрак.
– Среда.
– Значит, пошли третьи сутки. Мухенок не особо дружелюбный человек.
– Для вас мух-хе-кон-неок. Называйте его племя и народ правильно, если хотите выбраться. Мыши не стоит злить кошку, раз уж оказалась в ее когтях.
Осмунд хмыкнул:
– Выбраться. У меня есть шанс?
– Шанс всегда есть. Я поговорю с ним, когда появится такая возможность.
– Вы знакомы?
– Он служил под моим началом.
Конфедерату потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию:
– Забавное совпадение. И встреча.
– Не забавнее встречи в Старой Академии.
Осмунд облизал языком губы. Ему все еще хотелось пить, и он, ни на что не надеясь, предложил:
– А быть может, просто избавите меня от ремней, и я уйду без всякой лишней риторики и дипломатии?
– Так дела с индейцами не делаются. Он найдет вас и прикончит. Плохая примета, если пленник убегает. Это порочит честь воина.
