Солнечный зайчик из пятнышка превратился в пятно, заняв всю стену, а затем беззвучно взорвался, лопнул, точно прорвавшийся, породив из себя человека. Хрупкая фигура, лохматые волосы, голый торс, кальсоны – для порядком ослепленного человека я увидел довольно много, и в другой ситуации это выглядело бы весьма забавно. Он быстро скрестил руки над головой, сцепил пальцы в замок, неестественно вывернув ладони – и прямо из стены, разваливая ее, точно великан из спячки, шагнул давешний мотоход, перемещенный талантом ингениума.
Если вы можете себе представить ситуацию, то это как когда вы смотрите на страшную картину художника, а он щелкает пальцами, и вот уже чудовище с полотна по его приказу оказывается в вашей комнате, и наступает всеобщий апокалипсис.
Здесь примерно то же самое.
Машина, громко лязгая, гудя мотором, нависла над нами стальной банкой, и голос из репродуктора, показавшийся мне голосом механизма, а не человека, который сидел внутри, заревел:
– Вы арестованы! Бросить оружие!
Можно сколько угодно убегать от людей, но бегать наперегонки с пулеметом могут только дураки. Мюр неуверенно подняла руки, посмотрела на меня, щурясь в ярком свете прожекторов. Она ни о чем не просила, но выбор и вправду был тухлым. Вряд ли нас отпустят к утру за то, что мы учинили в поместье Брайса. В любом случае нас ждал Инги-Вин, а после чудесное ныряние в Совиный канал без всякой перспективы на всплытие.
Так что я принял решение.
Из двух зол, как говорится…
Огонь ударил из моих ладоней двумя бесконечными потоками. Я зачерпнул с очень большим запасом, понимая, что недостаточно просто сжечь краску с ходячего танка. Здесь требовалось нечто большее.
Гораздо большее.
Рев пламени заглушил вопль заживо сожженного парня с ингениумом, охватил металлическую машину. Мюр отпрыгнула в сторону, покатилась по земле, пытаясь погасить вспыхнувшее пальто. Я не мог отвлечься на то, чтобы ей помочь, только не сейчас, когда мне так сложно бороться с тем, чтобы контролировать себя.
Несколько деревьев вспыхнули от корней до верхушек. Мотоход, несмотря на пламя, сделал четыре тяжелых шага, а затем его башня с грохотом взорвалась изнутри, раскрывшись розочкой, и он так и застыл на своих странных куриных ногах, не желая падать даже после гибели.
Глава одиннадцатая
ОСКОЛКИ
Что-то было не так.
Я с трудом сел, пытаясь проснуться, провел ладонью по небритой щеке. Ощущения были как после дикой попойки, где кутили неделю напролет, а теперь пришла пора расплачиваться за все глупости, что ты совершил, и все то выпитое, которое лучше бы оставалось в бутылках.
Что-то было не так.
Или я повторяюсь? Вот черт! Кажется, именно это и происходит сейчас. Я скрипнул, точно раздавленный сверчок, вместо того чтобы членораздельно выругаться, и Мюр, внимательно следившая за мной, протянула ковш с водой. Я жадно приник к нему и опустошил больше чем наполовину, не обращая внимания на то, что зубы сводит от холода.
– Вкус коньяка.
– У воды? – удивилась девушка.
– Глаза у тебя вкуса коньяка.
Она, поколебавшись, не стала ничего спрашивать, села обратно в свой угол.
Было адски холодно. Заброшенная баржа, осевшая на грунт недалеко от западной оконечности Садов Маджоре, не самое приятное место для ночлега, но не нам выбирать после прошлой ночи.
Подумав о барже, о воде вокруг нее, о Риерте, каналах, бездонном озере, близком бурном море, я ощутил, как меня пожирает приступ паники.
Легко сложить два и два даже в такой тяжелой башке, как моя.
Меня накрыло. Так крепко, как еще ни разу в жизни не накрывало. Я только что приводил в пример алкогольную попойку, но на самом деле у меня сейчас был отходняк наркомана, который лишь чудом пришел в себя, так как несколько часов назад принял дозу, которая куда больше, чем он рассчитывал.
Точно так же и со мной. Вчера я сильно перестарался и щедро черпанул из отравленного колодца с ингениумом. И теперь меня страшит вода, цвета вновь стали вкусами.
Последнее – крайне странно. Обычно все ровным счетом наоборот – после использования способностей цвета, которые долго были вкусами, становились цветами. Но сейчас… в Итане Шелби что-то сломалось, и как это починить, та еще загадка.
И вообще… можно ли починить?
Я опасливо огляделся и конечно же почувствовал движение, когда тень, словно юная леди, смущающаяся внимания красивого кавалера, ловко ушла из поля моего зрения.
– С тобой все в порядке? – участливо спросила Мюр. – Ты побледнел.
– Нормально, – соврал я. – Просто тяжелые сутки выдались. А ты как себя чувствуешь?
Она не поняла.
– «Якорь», что тебе вкололи. Хорошо держишься.
– А… я искусственно выведенное существо. Мой организм перерабатывает его меньше чем за сутки, спасибо Баллантайну. Мой ингениум уже при мне.
Да уж. Проект Баллантантайна «Грех» гораздо лучше проекта «Созерцатель». Я получил в наследство куда большее количество проблем.
– Ты спала?
– Не смогла.
– Мне жаль, что все это на тебя свалилось.
– «Все»? У этого «все» есть название, Итан – правда. Правда, как говорят, излечивает, хотя лекарство она довольно болезненное. Я не жалею. И ты не испытывай сожалений из-за меня.
– И вместе с тем я сочувствую тебе.
– Спасибо, – она откинула голову, глядя в потолок. – Это были тяжелые часы бодрствования. Надо было принять несколько решений и… в некоторых мне скоро придется раскаяться.
Я никак не прокомментировал ее утверждение.
– Ты испытывал когда-нибудь подобное, Итан? Знал, что поступаешь правильно, но это причинит боль людям, которые тебе доверяют и ценят?
– Ты говоришь о предательстве чужих интересов в угоду собственным?
– Наверное, можно и так сказать. Хотя я считала бы это не собственными интересами, а попыткой улучшить будущее Риерты. Звучит слишком пафосно, да?
– Как из газеты, – признал я. Она усмехнулась:
– Вы мне нравитесь, господин Шелби. Редко везет, когда друг не боится говорить тебе то, что он действительно думает.
– Обращайся. – Мне показалось, тень шуршит где-то в темном углу, среди вороха мятой бумаги. Шуршит громко, насмешливо, старается заставить меня обернуться. О да. Ей бы это доставило большое удовольствие.
– У моей матери был любимый чайник. Подарок семье, привезли от мандаринцев. Я его разбила случайно. – Улыбка у нее вышла грустной. – Я стояла и не могла поверить, что столь изящное фарфоровое чудо, на боках которого летели драконы ветра, внезапно стало вот этим… на полу. Столько осколков.
