Снег давно растаял, стало тепло, апрель подходил к концу, птицы возвращались в город, окрестные острова, острый гребень Плавника и болотистые мели: дрозды, зарянки, гуси, утки, горихвостки, журавли, дупеля, кулики, вальдшнепы, бекасы и многие другие заселяли все больше берегов. Весна разлилась в воздухе тягучей карамелью, и солнце, наконец-то избавившись от долгого сезона туманов, прогревало всех, кто оказывался под его лучами, щедро делясь своим теплом с каждым.
Мой новый дом располагался на одном из безымянных клочков суши, среди тысяч точно таких же, разбросанных по бесконечному мелководью, на сотни миль раскинувшемуся восточнее Риерты. Дикий край, совершенно безлюдный и пустой, мир, каким, вполне возможно, он являлся на заре появления человечества. Единственным признаком внешней цивилизации в этой обители уже пробудившихся лягушек были дирижабли, которые порой появлялись на горизонте, приплывая вместе с облаками со стороны Тиветского моря, наконец-то успокоившегося после долгих зимних штормов.
Я же жил так далеко от благ прогресса, что порой ловил себя на мысли, что здесь, среди влажных бесформенных скал, бесконечных чаячьих гнезд, обширных зарослей волнующегося на ветру тростника и острой осоки, низкого колючего кустарника и затопленных лугов, где в достатке встречались проворные гадюки и травяные крысы, я словно застрял в безвременье.
Каждый день походил на предыдущий и говорил мне, каким станет следующий. Я терпел их как досадную необходимость, неделя за неделей, ожидая, когда наконец вернусь в форму, и лихорадка, поселившаяся где-то в моих костях и навещавшая меня каждую ночь, закончится.
Я делал все, чтобы восстановиться после ранения. Выполнял назначения моих «докторов», ел, старался двигаться. Мне повезло, что Вороненок и Желтая Черепаха знали о ранах куда больше, чем профессора медицинских университетов. Пуля хорошо перепахала мне потроха, я потерял много крови, но братцы не пустили меня в долины предков или в ад, это уж кому как удобнее считать.
Я смог выкарабкаться сперва из агонии, затем из недельного бреда и долгого лежания на мокрых от пота одеялах, а после медленно, слишком медленно, возвращался к выздоровлению. На пятьдесят седьмой день наконец-то сняли швы, и во мне больше не было дырки, через которую можно было бы свистеть, расположившись в правильном направлении к дующему ветру.
Но порой внутри внезапно постреливало и приходилось быть довольно избирательным в еде. Так что стоит поблагодарить старину Кроуфорда, что он не ленится кормить меня собственноручно сваренной ухой.
Именно Юэн и притащил меня сюда, кстати говоря. Это логово он нашел вместе с Вороненком – остров со старой, давно заброшенной хижиной то ли контрабандистов, то ли рыбаков, то ли охотников за птицей. Земляной пол, крыша в одной из двух комнат течет, вместо окон – щиты из ржавого тонкого железа. С воды ее не заметно, просто еще один большой замшелый камень в окружении кустарников. Впрочем, замечать некому. За все время, что мы здесь находились, мимо не проплыла ни одна чужая лодка.
Порой я оставался в полном одиночестве, когда Кроуфорд увез Вороненка, а затем делал вылазки в город, чтобы пополнить запасы продовольствия и джина да узнать последние новости. Впрочем, не стоит врать самому себе, один я не был. Несмотря на проведенные мной в беспамятстве дни, тень и не думала исчезать, и на этот раз Желтая Черепаха ничего не смог с ней сделать.
Она существовала сама по себе, словно ожидая чего-то и не сильно докучая мне. Жила рядом, порой подходя так близко, что я чувствовал на коже ее дыхание. Маячила, иногда попадалась на глаза темной фигурой, чье лицо я не мог рассмотреть, и исчезала, перестав играть со мной в свои дикие игры.
Кажется, она устала от меня точно так же, как я от нее.
Я наслаждался весной. Солнце припекало, точно летнее, впрочем, и неудивительно – Риерта расположена намного южнее Королевства. Сидел на бревнышке, без рубашки и майки, измазав заросшие щеки бурой грязью и водя над рубцом дощечкой с выдолбленной в ней бороздкой, где лежал порошок из молотой травы и еще какой-то дряни, о которой я ничего не хотел знать. Порошок следовало поджечь и окуривать себя легким сизым дымком.
Наверное, увидь меня сейчас старина Уолли, он бы решил, что я окончательно чокнулся. Я походил на одичавшего моряка, пережившего кораблекрушение. В какой-то мере так оно и было – кораблекрушение я пережил, пускай и образное. И этот одичавший моряк, свихнувшись от всего, что на него свалилось, создал языческий культ и теперь поклонялся ему, будучи активным и единственным его адептом.
Вороненок вернулся на кладбище кораблей, как только понял, что я не собираюсь помирать, и на прощанье оставил мне свои рекомендации. Я не понимал их, но верил, что соблюдение не очень хитрых правил поможет мне. Так и случилось. Шаманское «колдовство» стало для меня обычным ежедневным ритуалом, несмотря на все недовольное ворчание Кроуфорда.
Закончив, я умылся, вытерев руки и лицо довольно несвежим полотенцем, неспешно оделся и прошел к берегу. Расстелив на камнях пальто, Юэн удил рыбу с помощью самодельной удочки. Рядом лежал тяжелый шестизарядный «Лорд» в потертой кожаной кобуре и видавший виды армейский бинокль.
– Не клюет ни хрена, – буркнул он и протянул мне стопку газет, которые я «заказал» ему привезти из города. – Они старые, как просил. За февраль еще, когда ты валялся в бреду.
Я сел рядом, развернул первый из выпусков «Риертского вестника», отслеживая всю цепочку событий после переворота.
– Она была права, – сказал я. – Это преподнесли как историю любви. Освобождение из плена у Мергена. Благородство Уитфорда, брак сразу после захвата власти и внезапная гибель всего лишь через час после того, как тиран был смещен.
– Его любят в городе. И сочувствуют ему в этой потере. И простые люди, и благородные. Он сочинил хорошую жалостливую сказку, которая не может оставить равнодушным ни одного сострадательного человека. Я бы тоже проникся, если б не знал правду.
Я продолжил просматривать новости. Прощание, похороны, открытие памятника, расследование ее убийства, новые законы, перестановки в правительстве и прочее.
– Министерство вод обвиняет в убийстве жены дукса наемника Мергена, – сказал я, откладывая газету. – Итана Хеллмонка. Мою настоящую фамилию они не стали называть.
– Это могло привлечь внимание к Королевству. Гражданин другой страны, убивший последнего потомка прежней династии… Уитфорду сейчас не нужны возможные дипломатические скандалы. Тебя до сих пор ищут. По городу висят цветные плакаты с твоим лицом, и, надо сказать, ты похож на себя достаточно, чтобы тебя опознали на улицах.
– Он не дурак и использует любые возможности себе на пользу. Большая награда?
– Двадцать пять тысяч цинтур тому, кто поможет в поимке жестокого убийцы. Это все для публики, ганнери. Прошло много времени, большинство людей в жандармерии считают, что ты уже покинул страну.
– Но они продолжают искать.
– Поэтому я и привез тебя сюда. Меня тоже искали, но не так активно. Приходили в мою лачугу, даже беспокоили Мосса. Но без последствий. Он под защитой Старухи, а Уитфорд не трогает ее предприятия.
