— Уловка скульптора, — пояснил Олег мрачно. —
Если нарисовать портрет, чтобы зрачок стоял посредине, то почудится, что
портрет следит за тобой всюду... А со скульптурой можно тремя способами...
— Невероятно, — прошептал Томас. — Если их
ставил сам Сатана, то он гений... хоть и гений Зла! Но почему я вижу, что
следят глазами именно за тобой?
— Шире шаг, — огрызнулся Олег.
Ноги скользили, он пробирался осторожно, глядел только под
ноги. Железные сапоги рыцаря почти не скользили, он жадно всматривался в
прекрасные лица, сердце билось мощно и сильно, а кулаки сжимались в бессильной
ярости. Мир несправедлив, если таких красивых в ад! Другое дело, некрасивых, те
все равно становятся ведьмами, а еще ведьмами становятся те, кому мужья
достались не по любви, но эти могли бы стать ангелами...
Калика скользил, пытаясь пробраться через глыбу льда, черный
зев вот уже рядом, когда Томас догнал, железные сапоги впивались в гладкий лед
как железные когти, на миг они оказались рядом. Томас уважительно отступил,
давая дорогу, сам впервые поскользнулся, замахал руками, мощной пятерней угодил
в плечо Олега. Тот качнулся и, пытаясь удержать равновесие, растопырил руки.
Пальцы коснулись ледяной глыбы, в которой проступало обнаженное тело.
Сухо щелкнуло, затем звонко затрещал лед. Осколки брызнули с
такой силой, будто их разбросало взрывом, или по глыбе льда ударили боевым
молотом. Они еще не успели упасть на пол, когда миниатюрная женщина бросилась
Олегу на шею. Голос ее был хриплый от волнения и близких слез:
— О, Олег!.. Я не могла и подумать, что ты тут же
ринешься за мною!.. Как я была не права! Прости меня... Я такая дура, такая
дура!
Томас ошалело смотрел на эту невысокую женщину, настолько
ладно сложенную, что такое полагал невозможным, с удивительно прекрасным лицом,
огромными темными глазами. Волосы ее были черны как ночь, ниспадали на грудь и
спину черным водопадом. Это была та самая, которая... Боги, мало им Сатаны с
его воинством!
Стиснув челюсти, он снял с плеч зеленый плащ, отобранный у
призрачных монахов, и, мокрый от чудовищных усилий, набросил на удивительную
женщину. Это зачтется за подвиг, подумал он хмуро, ибо глаза вылезают из
черепа, чтобы видеть ее еще и еще.
— Поспешим отсель, сэр калика, — сказал он,
разрываясь между сочувствием и острой завистью. — Пойдем, здесь холодно.
— Холодно? — пробормотал Олег.
По его лбу катились крупные капли пота. Он затравленно
зыркал по сторонам, лицо медленно принимало обреченное выражение. Женщина, ее
зовут Гульчей, наконец вспомнил Томас, прижималась к нему испуганно и
счастливо, что-то верещала на своем птичьем женском языке, Олег вроде бы не
обращает внимания на ее щебет, привыкает быстро, хотя лицо все еще такое,
словно вместо хмельного меда хлебнул уксуса.
Поспешим отсюда, повторил Томас про себя с потрясенной
завистью, а то еще кого коснешься. Так что это совсем не мерещится, что
вмороженные в лед женщины провожают взглядами! И самому бы не задеть... Яра не
поймет, да и калике с двумя...
Олег полез в дыру, можно идти чуть пригнув голову, женщина
шла
следом, а Томас прикрывал от опасности сзади. В дыры на
плаще соблазнительно просвечивает ослепительно белое тело, хотя такая
черноволоска должна быть смуглотелой, а пятна крови наверняка подсказывают,
какие великие подвиги пришлось свершить, чтобы освободить ее, единственную и
неповторимую!
Олег что-то втолковывал женщине, та не слушала, смотрела
влюбленными глазами. Томас обогнал, все-таки настоящий воин он, Томас Мальтон
из Гисленда, а эти двое... всего лишь двое, хоть и опасные.
Впереди расширялся каменный зев, там гремело, пахло серой и
горящей смолой. Через несколько шагов гора осталась за спиной, тучи нависали
темнолиловые, в них грозно вспыхивали огни, на выжженную землю падали злые
отблески.
Олег затравленно огляделся, махнул рукой, и все трое
перебежали вдоль стены. Тропка была узенькая, Гульча пошла вперед, стараясь
быть полезной, как самая маленькая и незаметная, а Олег обернулся к Томасу:
— Вот видишь!.. А они говорят!
— Что? — не понял Томас.
— А то, — сказал Олег голосом неправедно
обиженного. — Увидь нас кентавры... или еще кто, что скажут? Сразу
разнесут, что Олег опять в ад за бабой... Еще добавят для интереса, что
грязный, нечесаный, пьяный вдрызг, с дураком железнолобым...
Томас, который кивал, соглашаясь с каждым словом, опомнился:
— Ну, это уже чересчур! Так наговаривать на святого
человека... Я без шлема уже давно, а лоб у меня как лоб. А кентавры... Да вон
скачут. Если глаза у них зоркие...
— Зоркие, зоркие, — рыкнул калика раздраженно.
Томас, оберегая репутацию друга, догнал Гульчу и поправил на
ней плащ, пошел рядом, хотя чувствовал, что с большей безопасностью нес бы в
руках большую ядовитую змею.
Небо грохотало, потому он не услышал тяжелого конского
топота, а когда увидел тускло блестящие под луной шлемы, сердце сжалось в
недобром предчувствии. Навстречу неслась рыцарская конница. Лица рыцарей Томас
не
рассмотрел, забрала опущены, но даже по посадке чувствовал,
что враг бросил на них ту мощь, с которой им не справиться.
Он остановился, крикнул приглушенным голосом:
— Олег!.. Рыцари!
Олег оставил Гульчу, во мгновение ока оказался рядом:
— Ах, черт... Рыцари смерти...
— Смерти? — не понял Томас.
— Лучшие из лучших, что попали сюда, — сказал Олег
с тоской. — У них был выбор: сидеть в котлах или же... Да, этих не
уговорить, не обмануть... Что делать будем, Томас?
Томас не знал, что есть выбор, но по настойчивому взгляду
Олега понял, что у него есть выбор, лапнул себя за пояс:
— А, мышь!... Ты говорил, перенесет через озеро с
лавой?
— С великим трудом, — ответил Олег сразу, —
но перенесет.
— А троих?
Олег покачал головой. Взгляд зеленых глаз был сочувствующим:
— Нет. Даже не дотащит до середины.
Томас краткий миг смотрел на золотой амулет, затем в темноте
как яркая молния блеснула его белозубая улыбка:
— Так что же мы решаем?
— В самом деле...
— Позови эту женщину, — попросил Томас, — я
сам ее еще боюсь.
Олег помедлил:
— Томас....
— Да, сэр Олег.
— В этот раз нам не выбраться.
Их взгляды встретились. Синие глаза рыцаря смотрели так же
пристально, как зеленые глаза волхва. Томас кивнул:
— Сэр Олег, разум мне говорит... сам знаешь, что. Но
над разумом есть что-то... чему подчиняешься даже ты.
