«Придется ввести войска в Тирлинг», – с тревогой поняла Королева. Она перешла в юго-восточный угол балкона и бросила взгляд за пределы города на темную тень, покрывавшую просторы Деминских полей. Она приказала мобилизовать армию еще несколько недель назад, когда поставка не пришла вовремя, но затем отложила поход, почуяв нутром, что лучше выждать. Вторжение было более простым, но в то же время и более рискованным решением, а Королева не любила неопределенные риски. Даже победа несла в себе непредсказуемые последствия. Ей не нужно было больше земель, которые пришлось бы контролировать. Она лишь хотела, чтобы все шло гладко, как прежде, чтобы все соседние королевства платили ей дань и делали как им велено. Если бы пришлось начать боевые действия, это бы затормозило все ее истинные планы.
Но теперь у нее уже просто не было иного выбора. Оценка Торна была недвусмысленна: девчонку не купишь. В ней проявлялись опасные черты характера ее бабушки Арлы и даже нечто большее.
«Кто же был ее отцом?»
Иногда поутру Королеве казалось, что все зависело от ответа на этот вопрос. Будучи, пожалуй, самым продвинутым генетиком со времен Переселения, она была не склонна недооценивать способность наследственных черт претерпевать от поколения к поколению резкие или даже аномальные изменения. Элисса и Регент были ограничены своим тщеславием и нехваткой воображения, ими было легко манипулировать. У девчонки не было причин существенно отличаться от них, если только в дело не вмешался какой-то совершенно новый набор генов.
«Я стала почивать на лаврах», – внезапно осознала Королева. Все так долго складывалось слишком легко… Но самодовольного правителя грозит уничтожить любая прихоть эволюции, даже будь то девятнадцатилетняя девчонка, которая уже давно должна была умереть.
На границе что-то происходило.
Женщина сузила глаза, пытаясь разобрать, что случилось. Недавно пробило полночь, и небо было чистым до самой границы, где две горы, Эллир и Уиллингэм, возвышались над лесом, и их заснеженные пики ясно виднелись в тусклом свете луны. Эти горы были весьма полезным ориентиром. Королеве нравилось точно знать, где начинается Тирлинг, чтобы присматривать за ним издалека.
Теперь же небо над Аргосским перевалом рассекла молния, осветившая черные грозовые тучи. Это Королеву не впечатлило. Она и сама умела вызывать молнии, если понадобится, это был дешевый трюк. Но эта молния была не белой, а голубой. Ярко-голубой, как сапфир.
В груди Королевы зародился страх, заставивший ее внутренности сжаться. Она прищурилась, глядя на запад, отчаянно пытаясь увидеть что-нибудь на горизонте. Но мощь магии, как и любого таланта, зависела не только от того, кто применял ее, но и от того, на ком она применялась, и сейчас ей не удавалось рассмотреть ровным счетом ничего. У нее никогда не получалось увидеть девчонку, ни разу. Только во сне.
Королева круто развернулась и вышла с балкона, напугав своих стражников, которые замерли на мгновение, прежде чем занять свои позиции позади нее. Она поспешила вниз по винтовой лестнице в свои покои, не заботясь о том, поспевает ли за ней стража. У нее вдруг появилось дурное предчувствие, совершенно непроизвольное ощущение надвигающейся беды. На границе происходило нечто ужасное, какая-то катастрофа, способная сорвать все ее планы.
Джульетта, старшая камеристка Королевы, стояла у двери ее комнаты. Королева предпочла бы поручить это дело Бериллу, чья преданность не вызывала сомнений, но он был уже стар и нуждался в отдыхе. Джульетта была высокой, крепко сложенной блондинкой лет двадцати пяти, сильной и способной, но лицо ее было столь юным, что Королева сильно сомневалась в ее знании жизни.
«Все мои люди состарились».
– Приведи мне ребенка, – бросила она служанке. – Мальчика, лет девяти-десяти. Накачай его наркотиками как следует.
Джульетта поклонилась и быстро ушла по коридору. Королева проследовала в свои покои и заметила, что кто-то уже задернул занавески. Обычно ей нравилось держать шторы закрытыми, чтобы стены и потолок сливались в сплошное полотнище багрового шелка. Так она чувствовала себя в коконе, и ей было приятно представлять себя неким созданием, которое вырывается из стен своей тюрьмы, становясь сильнее прежнего, сильнее, чем кто-либо мог вообразить.
Но сейчас все это не доставляло женщине удовольствия. Темное существо будет недовольно, что его призвали, а просьба о помощи разозлит его еще больше. Но выбора не было. Ее собственных талантов было недостаточно.
Прислуга подготовилась к ее возвращению: в огромном камине горело яркое пламя. Это было кстати. Одной заботой меньше. Порывшись в ящиках, Королева нашла нож и чистое белое полотенце, затем отодвинула от камина диван и два стула, чтобы освободить как можно больше места перед каменным очагом. Покончив с этим, она заметила, что ее дыхание сбилось, а в ушах стучит пульс.
«Мне страшно, – тоскливо подумала она. – Давненько я этого не делала».
В дверь постучали. Она открыла и увидела Джульетту, державшую на руках кадарского мальчика. Он был очень худым, но нужного возраста. Голова ребенка безвольно повисла. Приподняв ему веко, Королева увидела, что его зрачок расширен и почти закрывает собой радужку.
– Сойдет. – Она взяла ребенка на руки, неприязненно содрогнувшись от тепла, источаемого тощим тельцем. – Меня не беспокоить ни при каких обстоятельствах, что бы вы ни услышали.
Снова поклонившись, Джульетта отступила в дальний конец коридора. Стоявший у стены ночной караульный бросил откровенно похотливый взгляд на ее зад, и Королева немного помедлила на пороге, размышляя, стоит ли ей что-то предпринять. Ее камеристки не должны были страдать от каких-либо домогательств, что было одной из привилегий этой непростой работы.
«Черт с ним, – раздраженно подумала она. – Берилл завтра с этим разберется».
Женщина резко закрыла дверь плечом, отнесла мальчика к своей постели и бросила его на покрывало. Он дышал ровно и глубоко, и Королева несколько секунд смотрела на него. Ее мысли потекли сразу в нескольких направлениях. Она не особенно любила детей: от них было слишком много шума, на них уходило слишком много сил. Сама она никогда не хотела завести ребенка, даже в молодости. Дети были всего лишь необходимой шестеренкой в механизме, с существованием которой приходилось мириться. Только в таком, спящем, виде их и можно было выносить и даже сожалеть о том, что предстоит сделать.
Среди высших военных чинов Мортмина было несколько педофилов. Королева ощущала странное болезненное презрение к ним, не понимая, что с ними не так. Генетика не давала ответов: в детях не было и не должно было быть ничего сексуального. Некоторые люди были просто испорчены изнутри, что-то в них развивалось неправильно и шло наперекосяк. Эти люди были больны, и Королева сознательно избегала прикасаться к ним, даже руки им не пожимала.
Но они были нужны ей, очень нужны. Когда они не проявляли свою истинную сущность, польза от них была несомненной, а Дукарте и вовсе был бесценен. Вся хитрость состояла в том, чтобы не думать о таких вещах, особенно пока она смотрела на спящего ребенка, распростертого перед ней и полностью беззащитного.
