Наконец неряшливый светловолосый мужчина (кажется, его звали Ален), собирая карты, чтобы перетасовать и раздать их снова, поймал взгляд Келси и заметил:
– Тебе срочно надо научиться делать непроницаемое лицо.
– Это точно, – согласился Ловкач. – Каждая твоя мысль написана у тебя на лбу.
Келси глотнула еще медовухи.
– Карлин говорит, мое лицо – как открытая книга.
– Что ж, с этим надо что-то делать, и побыстрее. Если вдруг мы решим тебя не убивать, ты окажешься в настоящем гадючнике. Честность сослужит тебе там плохую службу.
От небрежного замечания об ее убийстве у Келси сжался желудок, но она попыталась придать своему лицу нейтральное выражение.
– Уже лучше, – заметил Ловкач.
– Почему бы вам уже не решить наконец, собираетесь вы меня убивать или нет, и не покончить с этим?
– Поспешные решения ни к чему хорошему не приводят.
– Может, мне пройти какое-нибудь испытание? – язвительно предложила она.
– Испытание! – Ловкач еще шире расплылся в улыбке, а в его черных глазах заплясали озорные огоньки. – Любопытная идея.
– А мы так хорошо играли, – проворчал Хоуэлл. На его правой руке был широкий, болезненного вида шрам – по видимости, от ожога. Разумеется, он хотел продолжить игру – он выигрывал чаще других, даже с самыми плохими картами.
– Теперь поиграем в другую игру, – объявил Ловкач, не слишком учтиво спихнув Келси со скамейки. – Будешь держать экзамен, девочка. Встань вон туда.
– Я слишком много выпила, чтобы сдавать экзамены.
– Твои проблемы.
Келси бросила на него сердитый взгляд, но отошла от скамьи, заметив с некоторым изумлением, что нетвердо держится на ногах. Пятеро мужчин уселись спиной к столу, наблюдая за ней. Ален, собиравшийся раздавать карты, последний раз перетасовал колоду и убрал ее в карман неуловимо быстрым движением.
Ловкач склонился вперед, опершись подбородком на руки, и внимательно смотрел на нее.
– Что ты будешь делать, если в самом деле станешь королевой?
– В смысле, что я буду делать?
– Есть у тебя какие-нибудь политические соображения?
Голос Ловкача звучал мягко, но глаза смотрели строго. За этим вопросом Келси почуяла бесконечное и убийственное терпение, странным образом сочетающееся с отчаянным желанием услышать ответ. Вот уж действительно, испытание. Она инстинктивно понимала, что если ответит неправильно, то на этом разговор будет окончен.
Келси открыла рот, еще не зная, что будет говорить, но тут из ее уст рекой полились слова Карлин – все ее воззрения, которые она втолковывала ей в библиотеке так часто, что Келси теперь проговаривала эти слова как молитву, будто зачитывая их из Библии Церкви Господней:
– Я буду править во благо своего народа. Я позабочусь о том, чтобы каждый гражданин получал хорошее образование и медицинскую помощь. Я положу конец расточительству и постараюсь облегчить положение бедных с помощью перераспределения земель и товаров, а также реформы налогообложения. Я восстановлю в этом королевстве главенство закона и искореню влияние Мортмина…
– Так, значит, тебе о нем все же известно? – рявкнул Лир.
– О влиянии Мортмина? – она с недоумением посмотрела на него. – Карлин говорила, что оно растет с каждым днем.
– А что еще ты знаешь о Мортмине? – пророкотал Морган, огромная фигура которого в свете костра напоминала медведя. Келси пожала плечами.
– Я читала о ранней эпохе правления Красной Королевы. И мне рассказывали, что мой дядя скорее всего заключил с ней союз.
– Еще что-нибудь?
– Не особенно. Кое-что про мортийские обычаи.
Мужчины обменялись разочарованными взглядами, и Ловкач покачал головой.
– Ты знаешь недостаточно, а времени мало.
Келси уперлась руками в бока.
– Я мало знаю о событиях последних двадцати лет, но это не моя вина.
– Может, рассказать ей? – спросил Морган. – Когда-то ей придется все узнать.
– Даже ее стражников заставили дать обет молчания, – пробормотал Хоуэлл со смесью удивления и презрения. – Только представьте, какая самонадеянность!
– И представлять нечего, – едко ответил Ловкач. – Мы с этим сталкиваемся каждый день.
Он повернулся к Келси:
– Ты не представляешь, какая тьма сгустилась над этим королевством, и я готов поставить значительную часть своего немалого состояния на то, что причина тому – приказ королевы Элиссы, которая запретила Карлин Глинн тебе все рассказывать. Должно быть, это было одним из условий, когда она отдавала тебя на воспитание. Элисса была эгоисткой до мозга костей.
– Точно, – пробормотал Лир.
Келси почувствовала внезапное горячее желание защитить свою мать, но оно возникло из ниоткуда и ей легко удалось его подавить. Она вспомнила лицо Карлин, ее голос, в котором всегда звучал оттенок сожаления: Я поклялась.
– Карлин пообещала моей матери не рассказывать о ее ошибках. Лазарь говорит, моя мать рассчитывала устранить беспорядок до того, как я вернусь.
– Беспорядок, девочка, это когда кто-то прольет напиток. – Ловкач отвернулся от нее и устремил взгляд в темноту. Губы его беззвучно шевелились, и Келси поняла, что он опять говорит сам с собой, хотя со своего места она не могла ничего расслышать. Подняв глаза в ночное небо, она увидела мириады звезд – тысячи тысяч. На много миль вокруг них ничего не было, и небо казалось огромным. Когда Келси снова повернулась к группе мужчин, у нее закружилась голова, и она едва не упала.
– Вам больше не наливаем, – объявил Хоуэлл, качая головой.
– Она не пьяна, – возразил Морган. – На ногах стоит нетвердо, но мыслит здраво.
Ловкач повернулся к ним с видом человека, который только что принял нелегкое решение. Он махнул рукой Лиру, который сидел напротив.
– Лир, расскажи нам историю.
– Какую?
– «Песнь о сделке королевы Элиссы, или Как я продала свою страну Мортмину».
– Я никогда прежде не рассказывал ее целиком.
– Что ж, постарайся, чтобы у тебя вышел хороший рассказ.
Лир прокашлялся, отхлебнул медовухи и задержал свой взгляд на Келси. В его взгляде не было ни капли сострадания, и она с трудом заставила себя не опустить глаза.
– Много-много лет назад было на земле королевство Тирлинг. Королевство это было небогатым, ибо британцы и американцы не слишком удачно выбрали место высадки. Не было в Тирлинге ни тяжелой, ни легкой промышленности. Жили тирцы сельским хозяйством. Все их богатство составляли выращенные ими продукты и скот, а также весьма скромное количество качественной древесины уникального тирского дуба. Но все остальное им приходилось закупать у соседних государств, и, поскольку деваться им было некуда, цены были немалыми. Жизнь в стране была тяжелой, и многие жители были бедны и неграмотны, но, по крайней мере, они были свободны.
