– Тот человек – умелый рассказчик, госпожа. Он многое опустил, но я не могу опровергнуть ни одно из его утверждений.
Келси продолжала всматриваться в серую тень Цитадели, будто это была какая-то загадка, которую она могла разрешить, если долго смотреть.
– Я унаследовала королевство, прогнившее насквозь, Лазарь, и я думаю, что отправляюсь на смерть. Но прежде чем моя смерть найдет меня, я намереваюсь расчистить на этой свалке просеку шириной с Океан Господень. Если ты не планируешь погибнуть вместе со мной, стоит расстаться прямо здесь.
Она рассчитывала, что Булава будет задавать вопросы, но он молчал, глядя на город.
– Госпожа, ваша мать не была хорошей королевой, но она не была и злой. Она была просто слабой. Она бы никогда не смогла поехать навстречу собственной смерти, что собираетесь сделать вы. Отчаянная решимость дает прилив неимоверной силы, но позаботьтесь, чтобы ваш гнев был направлен во благо вашего народа, а не против памяти вашей матери. Именно в этом разница между королевой и обиженным ребенком.
Келси кивнула, сознавая справедливость его слов. Даже после истории Лира ей не удавалось разобраться в собственных запутанных представлениях о женщине, которая ее родила (и медовуха ей в этом нисколько не помогла). Она злилась на свою мать, но этим дело, определенно, не ограничивалось. В какой-то момент слабость этой женщины превратилась в злодеяния, и провести грань между ними было сложно. Келси не могла не задумываться о том, не проявится ли эта слабость в ней самой и какую форму она примет.
Но мысли эти быстро ускользнули, уступив место историям из книг Карлин. Сотни лет немыслимой жестокости промелькнули в мозгу Келси за долю секунды, и она снова устремила взгляд на Цитадель.
– Я выбрала свой путь.
– Вы уверены?
– Уверена.
– Тогда я клянусь защищать вас от гибели.
Келси в изумлении повернулась к нему.
– Правда?
Булава кивнул, и на его потрепанном жизнью лице явственно отразилась решимость.
– В вас есть потенциал, госпожа. Мы с Кэрроллом оба это почувствовали, а мне нечего терять. Я предпочитаю умереть, пытаясь искоренить огромное зло, потому что я вижу, что это цель Вашего Величества.
Ваше Величество. Эти слова пронзили ее насквозь.
– Меня ведь еще не короновали, Лазарь.
– Неважно. Я вижу в вас истинную королеву, а в вашей матери я не видел этого никогда, ни разу за всю ее жизнь.
Келси отвернулась, внезапно растрогавшись почти до слез. Ей удалось завоевать хотя бы одного из них. Пусть всего одного, но он был последним и самым важным. Она подставила лицо нежному дуновению ветра.
– Что ж, если у тебя нет идей получше, поедем по дороге.
Булава некоторое время осматривал лежащую перед ними местность, в конце концов остановил взгляд на Новом Лондоне и кивнул.
– Поедем по дороге.
Келси пришпорила лошадь, и они пустились вниз по холму.
Спустя несколько часов узкая тропа, которую указал им Ловкач, слилась с Мортийским трактом – большой дорогой футов в пятьдесят шириной. По этой дороге шла основная торговля между Тирлингом и Мортмином, так что грунт был хорошо утоптан и почти не пылил. Но людей было много, и Келси порадовалась, что закутана в темно-пурпурный плащ, который ей дал Ловкач. Серую форму Булавы сменил длинный черный плащ, а булаву, если она и осталась при нем (а Келси подозревала, что это так), он предусмотрительно спрятал подальше от посторонних глаз. Они ничем не выделялись на фоне остальных путников – большинство людей, державших путь в направлении Цитадели, были одеты в плащи с капюшонами и, похоже, стремились держать свои дела в тайне.
Келси постоянно озиралась в поисках людей, похожих на кейденских наемников, или серых плащей, какие носила ее стража. Но в какой-то момент людей вокруг стало так много, что ей не удавалось надолго сосредоточить внимание на ком-то одном. К тому же она подумала, что Булава наверняка лучше умеет предчувствовать опасность. Она доверилась его чутью и сконцентрировалась на дороге.
Ловкач сказал ей, что они легко доберутся до Нового Лондона за два дня. Келси подумала было преодолеть весь путь одним махом, но отказалась от этой идеи. Ей нужно будет поспать – солнце еще только начинало садиться, а ее рана уже разболелась. Она тихонько сказала об этом Булаве, и он кивнул.
– Я никогда толком не сплю, госпожа. Так что вы можете отдохнуть.
– Но когда-то же ты должен спать?
– Не крепко. Мир слишком опасен, чтобы засыпать.
– А в детстве?
– У меня не было детства.
Какой-то человек задел лошадь Келси и, пробормотав «извините, сэр», поехал дальше. На дороге стало тесно. Со всех сторон ехали люди, и запах их немытых тел бил в ноздри. Еще бы, на юге были засушливые земли – воды для мытья, должно быть, не хватало.
Перед ними тащилась повозка, в которой ехала целая семья: родители и двое маленьких детей. Ребятишки, брат и сестра, набрали трав и кореньев и играли в поваров. Келси зачарованно наблюдала за ними. Все ее игры были рассчитаны на одного: ей всегда доставалась роль главного героя, но ликующую толпу и верных друзей приходилось воображать. И все же желание видеть других детей и быть среди них никогда ее не оставляло. Келси глазела на детей так долго, что их мать тоже стала рассматривать ее, с подозрением сдвинув брови, и Келси прошептала Булаве, что надо бы немного отстать.
– Почему на дороге столько людей? – спросила она, как только повозка скрылась из вида.
– Это единственный прямой путь в Новый Лондон к югу от Криты. Сюда сходятся много пеших троп.
– Здесь всегда так? Как тогда проехать с караваном?
Булава прокашлялся.
– Все дело в поставке в Мортмин. Она всегда отходит в последний день месяца. Кэрролл задумал, чтобы мы провезли вас, смешавшись с толпой.
– Поставка уходит завтра?
– Да.
Келси уставилась на забитую людьми дорогу, и до нее наконец дошел смысл слов Ловкача: времени действительно мало.
– Значит, все эти люди?..
– Скорее всего нет. Семьи часто сопровождают избранных в город, особенно маленьких.
Келси вновь ощутила прилив гнева – внутренний взрыв, свидетельствовавший о грядущих неприятностях. Слишком много было детей среди этих потрепанных путников.
– А бывает, что кто-то из них просто убегает?
– Случается.
– Будь я матерью, я бы рискнула.
– Когда кто-то из избранных по жребию сбегает, вся семья обречена попасть в рабство на следующем этапе лотереи. Это большие семьи, госпожа. Часто им приходится пожертвовать благополучием одного ребенка, чтобы спасти остальных восьмерых.
Келси некоторое время осмысливала его слова. С точки зрения статистики размер семьи почти всегда обратно пропорционален размерам ее дохода. Большие семьи… ей вдруг пришла в голову мысль, и она устыдилась, что не подумала об этом раньше.
