– В основном ради детей?
– Да, в основном.
Келси чувствовала такое беспокойство, что не могла решиться задать вопрос. Что-то здесь было не так. Эта женщина была слишком образована для той жизни, которую она вела: замужем за чернорабочим, многодетная мать. Она держалась с удивительной невозмутимостью, и Келси готова была поспорить, что это приводило ее мужа в ярость. Она казалась совершенно отстраненной. Только когда речь заходила о ее детях, в ней появлялась какая-то мягкость. Келси прокашлялась.
– Лазарь назначил вас моей камеристкой. Вас это устраивает?
– При условии, что мне позволено будет отлучаться, когда моя младшая болеет или капризничает с чужими.
– Разумеется. Как я и сказала, вы можете приводить ее сюда, когда пожелаете. Мне никогда не доводилось быть в обществе детей.
Закончив эту фразу, Келси вдруг поняла, что сказала нечто, чего не собиралась никому говорить. Что-то неуловимо изменилось, она ясно это почувствовала, будто по комнате пролетел легчайший ветерок. Теперь Андали не просто смотрела на Келси, а внимательно изучала ее оценивающим взглядом своих серых глаз. Она указала в сторону мерзкого туалетного столика.
– Что касается моих навыков, госпожа…
Келси отмахнулась.
– Я верю, что вы умеете делать все, что положено. Могу я называть вас Андали?
– А как же еще вам меня называть, госпожа?
– Мне говорили, что многие женщины при дворе предпочитают, чтобы им давали титулы. Придворная камеристка или что-то в этом роде.
– Я не чванлива, госпожа. Имени будет достаточно.
– Конечно, – с сожалением улыбнулась Келси. – Если бы я могла столь же легко отбросить свои титулы!
– Простому люду нужны символы, госпожа.
Келси обескураженно уставилась на нее. Карлин много раз повторяла те же самые слова, и эхо ее голоса неприятно резануло ухо – Келси уже было решила, что избавилась от него.
– Могу я задать вам неприятный вопрос?
– Разумеется.
– Что вы делали в ночь перед тем, как ваша дочь должна была отправиться в Мортмин?
Андали сжала губы, и Келси вновь почувствовала в ней страсть, которая напрочь отсутствовала при разговорах на другие темы.
– Я не религиозна, госпожа. Сожалею, если вас это тревожит, но я не верю ни в каких богов, и еще меньше – в церковь. Но два дня назад я была ближе к молитве, чем когда-либо. У меня было самое ужасное видение, какое только может быть: мой ребенок лежал передо мной мертвым, и я не в силах была это предотвратить. Она ведь действительно скоро умерла бы. Девочки умирают быстрее мальчиков. Ее бы использовали на черных работах, пока не позврослеет достаточно, чтобы быть проданной для плотских утех. Это при условии, что ей бы посчастливилось не попасть в руки растлителя малолетних прямо по прибытии. – Андали ощерилась, и эта странная гримаса соединила в себе улыбку и болезненный оскал. – В Мортмине на многое закрывают глаза.
Келси попыталась было кивнуть, но не смогла. Карлин рассказывала ей о торговле детьми в Мортмине, но она не могла вымолвить ни слова или даже пошевелиться, видя внезапный гнев Андали. Казалось, в двух шагах от нее пылал костер.
– Борвен, мой муж, сказал, что придется ее отпустить. Я задумала убить его и бежать, но недооценила его. Он хорошо меня знает, видите ли. Он забрал Гли, пока я спала, и отнес ее к своим друзьям. Но где бы я ни искала, везде я видела перед собой лишь ее тело… и кровь, всюду кровь.
Келси подскочила на месте и поспешно пошевелила ногой, делая вид, что у нее свело мышцу. Андали, похоже, ничего не заметила. Пальцы ее скрючились, будто когти хищной птицы, и Келси заметила, что три ногтя на ее пальцах были вырваны с корнем.
– После нескольких часов этих видений, госпожа, мне ничего не оставалось, кроме как молить о помощи всех известных мне богов. Не знаю, можно ли это назвать молитвой, ведь я на самом деле не верила в этих богов ни в тот момент, ни даже сейчас, когда моя дочь спасена. Я молила о помощи из любого источника, даже из тех, что не стоит называть при свете дня.
Когда я пришла на лужайку перед Цитаделью, моя Гли была уже в клетке, потерянная для меня навсегда. Моей следующей мыслью было отослать остальных детей прочь и отправиться вслед за поставкой, но не раньше, чем я убью своего мужа. Я размышляла обо всех способах заставить его корчиться в предсмертных муках у меня на глазах, госпожа, и тут я услышала ваш голос.
Андали встала, так резко, что Келси, повернувшись вслед за ней, почувствовала, как у нее хрустнула шея.
– Полагаю, Ваше Величество желает принять ванну, переодеться и позавтракать?
Келси молча кивнула.
– Я позабочусь об этом.
Когда дверь за Андали закрылась, Келси судорожно выдохнула. Казалось, она очутилась в комнате с привидением. Но не с каким-то безвредным и бесплотным призраком. О нет. Келси склонила голову, опершись на руку, с чувством пугающей уверенности: «Я должна защитить эту женщину и ее детей любой ценой».
– Она сказала тебе, что наполовину мортийка?
– Сказала.
– И это тебя нисколько не смутило?
– Будь на ее месте другая, могло бы смутить.
– Что это значит?
Булава теребил короткий кинжал, пристегнутый к предплечью.
– У меня немного талантов, госпожа, но все они необычные и крайне полезные. Если бы любой из этих людей представлял хоть малейшую опасность для Вашего Величества, я бы почуял это и выгнал их взашей в ту же минуту.
– Она не представляет опасности для меня, с этим я согласна. По крайней мере пока. Но она может быть опасна. Для любого, кто будет угрожать ее детям.
– Но, госпожа, вы ведь спасли ее ребенка. Полагаю, вы обнаружите, что любой, кто вздумает угрожать вам, столкнется с огромной опасностью в ее лице.
– Она холодна, Лазарь. Она безучастна ко всему, кроме своих детей. Она будет служить мне лишь до тех пор, пока это на пользу им.
Булава некоторое время поразмыслил над ее словами, затем пожал плечами.
– Прошу прощения, госпожа, но я думаю, что вы неправы. Но даже если вы и правы, сейчас вы служите интересам ее детей в тысячу крат лучше, чем этот шакал, ее муж, и даже чем могла бы она сама. Зачем себя терзать?
– Если Андали станет опасна для меня, ты поймешь это?
Булава кивнул с уверенностью, за которой чувствовался опыт стольких лет, что Келси решила оставить эту тему.
– Все готово для моей коронации?
– Регент знает, что вы придете во время его аудиенции. Я не уточнял время. Не стоит слишком упрощать ему задачу.
– Он попытается убить меня?
– Скорее всего, госпожа. Регент не умеет скрывать свои намерения, а он готов сделать все, чтобы корона не оказалась на вашей голове.
