– Пусть кто-нибудь закроет дверь в детскую. Не хочу, чтобы Маргарита слышала все это.
Булава щелкнул пальцами только что вошедшему Мерну. Эта идея отдавать команды с помощью щелчков казалась Келси унизительной, но стражники, похоже, воспринимали ее совершенно по-другому – на самом деле они даже гордились тем, что Булава отдает им распоряжения без слов. В их мире царили другие, военные порядки. И оказавшись в нем, Келси обнаружила, что в нем весьма спокойно.
Элстон и Кибб налегли на двери, распахнули их, и перед Келси открылся вид, который она, казалось, забыла. Широкий тоннель, освещенный множеством факелов, тянулся на несколько сотен футов вниз по пологому склону, исчезая за поворотом. Она помнила этот тоннель, но ведь она по нему не ходила? И правда, Булаве пришлось тащить ее вверх по склону. Зачем кому-то понадобилось создавать искусственный холм внутри здания?
«В целях обороны, разумеется, – раздался в ее голове голос Карлин. – Сама подумай, Келси. На случай, если в Цитадель явится разъяренный народ, чтобы насадить твою голову на вилы».
– Веселенькая картинка, – прошептала Келси. – Спасибо.
– Вы что-то сказали, госпожа?
– Нет, ничего.
В дверях появился Регент в сопровождении Корина. По расслабленной осанке Корина Келси поняла: он был уверен, что Регент не доставит никаких неприятностей. Он даже не держал руку на мече.
Лицо Регента было напряженным и перекошенным. Он был одет в рубашку и брюки все того же отвратительного оранжевого цвета. По мере его приближения Келси все больше уверялась в том, что одежда его была давно не стирана: к рубашке, обтягивавшей пухлый живот ее дяди, присохли остатки еды, а на груди красовались пятна – похоже, от вина. Зато Регент, очевидно, с большим вниманием отнесся к своей бороде, ибо она все так же была уложена неестественными завитками, добиться которых можно было лишь с помощью горячих щипцов.
Когда до кресла Келси осталось футов пятнадцать, Корин протянул руку и схватил Регента за плечо:
– Ни шагом ближе, ясно?
Регент кивнул. Келси вдруг вспомнилось, что при крещении он получил имя Томас. Но она никак не могла связать это имя с человеком, стоящим перед ней. Это было библейское имя, наводившее на мысли о хоре ангелов. Но оно совсем не подходило ее дядюшке с его крысиным блеском в глазах. Ясно, он пришел сюда не просто так.
Когда Келси было четырнадцать, Карлин безо всякого предупреждения или объяснения на время освободила ее от уроков и прочих домашних дел, велев прочесть Библию. Ее это удивило: Карлин никогда не скрывала своего презрения к Церкви, и в их доме не было никаких религиозных символов. Но поскольку это было учебным заданием, девочка послушно прочла толстую пыльную Библию короля Якова
[9], хранившуюся в дальнем углу на самой верхней полке. У нее ушло на это четыре дня, и после прочтения она отправила книгу на место с противоречивым чувством. В Библии оказалось немало увлекательных сюжетов, но там было полно и бессмыслицы. У нее всегда была та же проблема с Диккенсом: если бы его романы можно было сократить вдвое, получилось бы неплохое чтиво.
Келси полагала, что с тяжеленной книжищей покончено, но не тут-то было. Всю оставшуюся неделю (которая навсегда запомнилась Келси как Библейская неделя) Карлин засыпала ее различными вопросами, касающимися Священного Писания, его персонажей, событий и морали, и Келси приходилось снова и снова доставать ее с полки. Так строго Карлин не экзаменовала ее даже по Шекспиру, а уж Шекспир в глазах Карлин был истинным богом. Наконец, спустя три или четыре дня усердной работы, они закончили, и Карлин разрешила воспитаннице убрать книгу насовсем.
– Зачем тебе Библия в таком дорогом издании? – спросила Келси.
– Библия – это книга, которая влияла на судьбу человечества на протяжении нескольких тысяч лет. Она заслуживает того, чтобы иметь ее в коллекции и бережно хранить, как и любую другую важную книгу.
– Ты веришь в то, что в ней написано?
– Нет.
– Тогда зачем мне было ее читать? – с негодованием спросила Келси. Книга оказалась не особенно интересной, но при этом ужасно тяжелой, и она замучилась таскать ее из комнаты в комнату все эти дни. К тому же ей пришлось на время отложить «Билли Батгейта»
[10] – книгу настолько же захватывающую, насколько Библия была скучной. – Какой был в этом смысл?
– Врага нужно знать в лицо, Келси. Даже книга может быть опасна в плохих руках, и когда такое случается, винить следует руки, но книгу нужно читать.
Келси тогда не поняла, что имела в виду Карлин, но, когда она увидела золотой крест на Арвате, у нее в голове начало кое-что проясняться. Вряд ли ее дядя вообще когда-нибудь читал Библию, но, глядя на него и пытаясь увязать между собой библейского персонажа по имени Фома (иначе говоря, Томас) и этого человека с завитой бородкой и крысиными глазками, она вспомнила, что к имени апостола Фомы прилагался еще и эпитет «неверующий». Должно быть, Королева Арла, держа на руках новорожденного сына, увидела то же самое, что и Келси сейчас: слабость в опасном сочетании с раздутым самомнением. Он совершенно ничего собой не представлял, но считал, что весь мир чем-то ему обязан.
«Откуда я все это знаю?» – подивилась Келси. Будто отвечая на этот вопрос, сапфир на ее шее слегка дрогнул, и от него по телу пробежала волна тепла, заставив девушку сосредоточенно выпрямиться в кресле. Она могла поклясться, что кулон напоминал ей, чтобы она не отвлекалась от дела.
– Что вам нужно, дядя?
– Я пришел просить у Вашего Величества позволения остаться в Цитадели, – ответил Регент, и его гнусавый голос эхом разнесся по комнате. Очевидно, речь была заготовлена заранее. Четверо стражников, по-прежнему стоявшие на своих местах у стен, больше не смотрели в пол: Мерн уставился на Регента пристальным и выжидающим взглядом голодного пса.
– Я считаю, что решение о моем изгнании несправедливо и опрометчиво. Кроме того, конфискация моего имущества была проведена нелегально, я не имел возможности представить вам свое дело.
Келси удивленно подняла брови и наклонилась к Булаве.
– Что мне с ним делать?
– Как пожелаете, госпожа. Видит бог, мне не помешало бы немного развлечься.
Она снова посмотрела на дядю.
– И в чем же суть вашего дела?
– Что?
– Вы сказали, у вас не было возможности представить мне на рассмотрение свое дело. Так в чем же его суть?
– Многие вещи из тех, что ваши стражники унесли из моих покоев, были подарками. Личными подарками.
– И что из этого?
