Похоже, он был хром, поскольку сперва выставлял вперед правую ногу, а затем подтягивал левую. Но даже таким манером он передвигался столь быстро, что Киббу пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за ним. Левая рука Арлисса тоже оказалась увечной: несмотря на зажатую под мышкой стопку бумаг, он придерживал предплечье у груди, как ребенка. Остатки седых волос пучками торчали из-за ушей (и, как заметила Келси, когда он подошел поближе, в ушах тоже). Глаза его пожелтели от возраста, а нижние веки отвисли, обнажили слизистую, которая с годами утратила красный цвет и стала бледно-розовой. Он был самым уродливым созданием, которое Келси доводилось видеть за всю свою жизнь.
«Ну наконец-то, – подумала она, тут же устыдившись этой мысли, – хоть кто-то, на чьем фоне я выгляжу красавицей».
Арлисс протянул Келси руку, и она осторожно пожала ее, опасаясь, что своим обычным твердым рукопожатием сломает ему запястье. На ощупь его ладонь напоминала бумагу: гладкую, прохладную и безжизненную. От него исходил противный густой едкий запах – должно быть, так пахла старость.
– Честностью я не отличаюсь, – прохрипел старик. Он говорил по-тирски с сильным гнусавым акцентом, который Келси был незнаком. – Но мне можно доверять.
– Парадоксальное заявление, – заметила Келси, тут же пожалев о своих словах. Откуда бы этому человеку знать, что такое парадокс?
Но Арлисс смотрел на нее, посверкивая глазами, будто точно знал, что у нее на уме.
– И все же я здесь.
– Арлиссу можно доверять, госпожа, – вставил Булава. – И я думаю…
– Сперва о главном, – прервал его старик. – Кто ваш отец, Королевишна?
– Я не знаю.
– Вот засада! Булава отказывается мне рассказать, а я намерен сорвать большой куш, когда это выяснится.
Арлисс вытащил из-под мышки стопку бумаг и провернул ловкий трюк: зажав бумаги в зубах, он принялся листать их, пока не нашел нужную, после чего выдернул ее из стопки.
– Я провел опись имущества вашего дяди, госпожа. Я знаю подходящие места, где можно продать дорогие вещи, и подходящих дураков, которым можно заложить всякий хлам. Вы можете заработать по меньшей мере пятьдесят тысяч на барахле, которое ваш дядя считал искусством, а драгоценности его потаскух будут стоить в два раза дороже, чем на открытом рынке…
– Следи за языком, Арлисс.
– Простите-извините. – Старик отмахнулся от этого замечания, словно считал его несущественным, и Келси обнаружила, что разделяет его мнение. Ругательство совсем ее не покоробило. Оно ему даже шло.
– Я пока не бывал в самой казне. Верите или нет, но мне так и не удалось найти кого-нибудь, у кого есть ключ. Но я и так неплохо представляю, что там. Один из регентовских сторожей мне здорово задолжал. Кстати, вам нужны новые сторожа.
– Похоже на то, – согласилась Келси. Ее плечо раздирала боль, но она не обращала на нее внимания, попав под обаяние бешеной энергии Арлисса.
– После того как Бюро переписи уводит свою часть прибыли, Тирлинг получает около пятидесяти тысяч в виде налогов. Ваш дядюшка потратил свыше миллиона фунтов с тех пор, как умерла ваша мать. Я бы предположил, а я редко ошибаюсь в подобных вещах, что в вашей казне сейчас около ста тысяч, не больше. Вы на мели.
– Чудненько, – заметила Келси. Впрочем, она и не ожидала ничего другого, Ловкач говорил ей то же самое.
– Ну что ж, – продолжил Арлисс, сверкнув глазами. – У меня есть несколько неплохих идей насчет увеличения ваших доходов.
– Что за идеи?
– А это, Ваше Величество, будет зависеть от того, нанят ли я. Я ничего не делаю бесплатно.
Келси обратилась с безмолвным вопросом к Булаве, но тот лишь выразительно поднял брови, отчего ее так и подмывало ответить «нет».
– Вы человек не честный, но вам можно доверять?
– Верно.
– Думаю, вы зарабатываете не только на ставках.
Арлисс ухмыльнулся. Его тонкие волосы стояли дыбом, будто от удара молнии.
– Может, и так.
– Почему вы хотите работать на меня? Полагаю, сколько бы мы вам ни предложили, это все равно будет меньше, чем выручка от вашей подпольной работенки.
Арлисс хмыкнул, с присвистом выпустив воздух, будто продырявленный аккордеон.
– Вообще говоря, Королевишна, я, пожалуй, буду побогаче вас.
– Тогда зачем вам эта работа?
Лицо старика посерьезнело, и он окинул Келси оценивающим взглядом.
– Вы знаете, что про вас поют песни на улицах? Весь город в ужасе перед надвигающимся вторжением, но все равно слагает песни про вас. Народ называет вас Истинной Королевой.
Она вопросительно посмотрела на Булаву, и тот кивнул.
– Не знаю, правда ли это, но я всегда стараюсь подстраховаться, делая ставки, – продолжил Арлисс. – А если вы окажетесь тем, кем вас считают, я намерен оказаться в вашей свите во время победного шествия.
– А что, если я не та, кем меня считают?
– У меня достаточно денег, чтобы откупиться от неприятностей.
– Сколько вы хотите получать?
– Мы с Булавой уже все обговорили. Вы можете себе это позволить, Королевишна. Вам лишь остается сказать «да».
– Вы рассчитываете, что я буду закрывать глаза на прочие ваши делишки?
– Пока не знаю. Посмотрим по ситуации.
«Скользкий тип», – подумала Келси.
– Лазарь?
– Лучшего специалиста по денежным вопросам в Тирлинге не найти, госпожа, и это далеко не последнее из его умений. Придется хорошенько потрудиться, чтобы восполнить убытки, причиненные вашим дядей. И я бы поручил все именно этому человеку. Хотя, – прорычал он, наградив Арлисса тяжелым взглядом, – ему придется научиться обращаться к вам с должным почтением.
Старик усмехнулся, обнажив кривые пожелтевшие зубы.
Келси вздохнула, чувствуя себя во власти неизбежного и понимая, что это лишь первый из предстоящих ей компромиссов. Это было неприятное ощущение: будто садишься в лодку, намереваясь плыть по бурной реке, которую не перейти вброд.
– Хорошо, вы наняты. Будьте любезны подготовить для меня какую-нибудь отчетность.
Старик поклонился и задом наперед поковылял к выходу.
– Мы еще побеседуем, Королевишна, когда у вас выдастся минутка. А пока могу ли я получить ваше разрешение на осмотр казны?
Келси улыбнулась, чувствуя, как у нее на лбу выступает испарина.
– Сомневаюсь, что вам нужно для этого мое позволение, Арлисс. Но да, разрешаю.
Она откинулась на спинку кресла, но плечо протестующее заныло, заставив ее снова податься вперед. Она слишком устала, чтобы переживать о том, что подумает Булава.
