— Дуан, а если она…
Приглаживая волосы, он бодро подмигнул.
— Ты же знаешь, я не сдаюсь. А еще не проигрываю, проигрывают обычно мне.
Вдалеке что-то громыхнуло, потом затрубило. Двое знали этот звук, но даже не вздрогнули.
— Уходи. И не забудь… — Вспомнив еще кое-что, он принялся снимать кольца и одно за другим ссыпать в оставленный мешочек, небрежно, как срываемые с кустарника крупные орехи. — Для команды я отправляюсь на Совет гильдии Соколов. Чтобы мы наконец стали не просто пиратами, а личными пиратами Доблестной Монархии Тиван. С пактом на разбой и без страха быть вздёрнутыми, как сухопутное ворьё.
Она вздохнула, переступив с ноги на ногу.
— Что потом? Ты же не добудешь эту бумагу, Дуан. А они будут надеяться.
Он пожал плечами и — заключительная деталь — вынул из ушей тонкие серьги. Кинул в тот же мешочек и перебросил своей помощнице. Она опять поймала, стоило ли ожидать другого?
— Может быть, я добуду что-то, что понравится им не меньше. И тебе. И Багэрону. Ладно, хватит. Присматривай за ними всеми. — Он помедлил, подумал и все же прибавил: — За некоторыми особенно. И пожалуйста… не попадитесь. Только не сейчас.
Дарина кивнула, покусывая губы. Он не отказался бы ее обнять, но она держала столько вещей, что было как-то неудобно. Поэтому он просто прижал руку к груди и низко, галантно поклонился — тем изящным движением, каким чаще кланяются пираты совсем другой гильдии. Взглянув исподлобья, отведя за ухо прядь длинных темных волос, он выпрямился.
— Удачи, Дарина. Надеюсь, еще увидимся. Нет, не так. Уверен.
— Дуан. — Глаза снова блеснули. — Ты… ведь не бросишь нас? Даже если тебе неожиданно понравится твое прошлое?
— Еще одно такое подозрение, и я тебя зарежу. План пойдет насмарку, но я не пожалею.
Говоря, он насупился так грозно, как только мог. Правда, с излишне пышными усами — намеренно отпущенными — и неопрятной бородой вид уже был не столь лихой и опасный, сколь раньше, скорее смешной до нелепости. Будто из пещеры выбрался, впрочем… что это он? Он ведь именно оттуда и выбрался, и все должны узнать об этом как можно скорее, уверовать и возблагодарить всех богов, до которых дотянутся. Вот только бородища, будь она проклята, отвратительно чесалась. Ох… Благо, до возможности побриться все равно оставалось недалеко. Если, конечно, авантюра срастется: умирать грязным бродягой было бы крайне грустно и даже позорно. Дуан поморщился и поскреб подбородок длинными ногтями.
— Хорошо. — Дарина кивнула и помедлила. — Кстати… тебе просили кое-что передать. Багэрон.
Внутри что-то знакомо, по-детски сжалось. Дуан вновь прислонил одну ладонь к соляной гробнице и как можно более равнодушно спросил:
— Что же мне хотел сказать Железный, чего не сказал сам?
— Он верит в тебя, что бы ни случилось. Но если проиграешь и как-то повредишь нам, он тебя выпотрошит и без потрохов вздернет. Всё.
— Всё… — повторил Дуан и снова улыбнулся. — Славно. Можешь передать, что я крайне тронут такой любовью. И если меня не прикончит по дороге кто-нибудь ещё, буду думать именно о его обещании. А теперь хватит соплей. Проваливай. Хороших вам ветров.
Беспокойство усилилось стократ, стоило гибкой тени сгинуть. Последнее верное существо, нуц с родовым именем Дарина, Черный Боцман, с которой Дуан однажды в одиночестве брал на абордаж медицинский корабль, когда все остальные лежали, распухшие от зураны. Да, в ее присутствии план — как и почти все другие планы — казался куда выполнимее. Без нее же Дуан впервые задумался о том, что сейчас ему могут просто пустить в затылок пулю, не тратясь на вопросы и предупреждения. Королевская стража никогда не славилась способностью вникать в происходящее глубже, чем на выстрел или удар меча. Диковатая Стража Гробниц, не привыкшая лицезреть живых гостей в своих владениях, — особенно.
И все же Дуан вновь повернулся ко входу спиной, склонил голову и посмотрел в глаза мертвого короля. Они не выражали ничего: ни облегчения, ни радости, ни скорби. Возможно, именно сейчас король всё же спал, просто не смежая век.
— Ты бы понял. Или велел меня повесить.
Больше Дуан ничего не сказал в следующие три швэ, пока звуки торопливых шагов не наполнили затхлый воздух. Пират стоял — прямо и недвижно, руки по швам. Стоял, надеясь, что сзади не видно: колени предательски дрожат, как у глупого желторотого юнги. И вот-вот…
— Ни с места! Замри, вор! Ты осквернил усыпальницу государей, да хранит нас их сиятельный взор! Повернись!
Предсказуемое начало почему-то успокоило. Дуан лениво подумал о том, что за время длинной тирады мог бы перестрелять как минимум половину наряда, а парочку увальней — зарезать. А потом он плавно, медленно, не переставая демонстрировать пустые руки, развернулся; босые ноги неприятно заскребли холодные камни.
— Доброго вечера.
Говоря, он уже встал так, чтобы заросшее лицо стало лучше видно в неровном свете факела. Лицо, мало чем отличающееся от лица уснувшего короля, будь он моложе и не разучись улыбаться. Лицо, которое знал каждый стражник, потому что обязанность высматривать в толпе эти черты была для них такой же неоспоримой, как две другие: дышать и носить клинок.
Высматривать. Искать. Верить. Тщетная и, казалось, невыполнимая обязанность уже на протяжении десяти, почти одиннадцати Приливных Кругов.
— Я, — громко и четко заговорил Дуан, — Ино ле Спада да Алари, наследник королевского рода. Боги вернули мне свободу. И я пришел занять место моего отца.
Каждое слово подобно пуле находило цель, а последним выстрелом стала роза: вспыхнула алым светом в центре приподнятой левой ладони. Детальный рисунок, королевский гербовый цветок, каким от рождения отмечен лишь род ле Спада, род перворожденных монархов, потомки богов. И какой обязательно проступает на коже, стоит любому наследнику произнести свое полное имя, включая последнее, «малое», прозвание. Прозванием Ино было «Алари». Сокол. Двусмысленное, сейчас — двусмысленное, как никогда прежде.
— Принц… это принц!..
Один за другим стражники падали ниц и бросали перед собой клинки и пистолеты. Никто пока не решался подступить, даже подползти ближе. Дуан тоже не двигался. Его мысли были далеко от неотесанных перепуганных людей в синих форменных плащах. Очень далеко. В море, по которому уходила от бухты остроносая баркентина. Дарина, наверное, стояла у штурвала, а может быть, там с ней стоял кто-то другой. Возможно, они, те двое, как всегда смеялись.
«Он верит в тебя». Так Дарина сказала?
Он верит, никто и не сомневался. Но вот провожать не стал.
Покусывая нижнюю губу, принц Альра’Иллы Ино ле Спада, или капитан пиратского судна «Ласарра» Дуан Тайрэ, обернулся. Его настоящий, не дождавшийся встречи отец лежал под толщей соли и смотрел синими усталыми глазами, смотрел, не приветствуя, не напутствуя и не проклиная. Здесь. И Дуан должен был скорбеть чуть больше о нем, а не о другом, чужом родителе. Скорбеть, не думая, как хотел бы навечно свести королевскую розу с ладони.
