— Возьми. Ты знаешь, когда можешь его зажечь. Правда?
Тайрэ протягивал небольшой красный фонарь — знакомый, старый, с щербиной на верхнем крае. Дуан взял его и провел кончиком пальца по пыльному стеклу.
— Мы обязательно его увидим и придем на помощь. Я увижу.
— Я знаю. — Дуан спрятал фонарь под плащ.
— И еще, Ино…
— Да?
— Может быть, не стоит так бояться стать в чем-то похожим на отца. Он не был плохим королем.
— А человеком?
— Тоже. Хотя здесь все сложнее.
Дуан кивнул. Ему не хотелось больше говорить об отце, даже спрашивать, почему Железный считает именно так. У Багэрона Тайрэ всегда была своя внутренняя, малопонятная шкала оценок. Незаметно, но оценки он расставлял всем. И почти ни разу наставник не ошибся. Значит, его слова просто предстояло проверить в будущем.
— Спасибо. Береги себя. И не забывай иногда…
Что-то темное бесшумно опустилось рядом; Дуан уловил пряный запах жестких черных волос.
— Прости, я опоздала.
Дуану показалось, что Дарина чем-то расстроена, но почти тут же золотые глаза весело блеснули. Нуц подхватила его под руку и прислонилась щекой к плечу.
— Смотри не лопни от важности. Мне будет очень тебя не хватать.
Дуан обнял ее и прижал поближе, продолжая смотреть на огонь. Услышал, как тяжело Дарина вздохнула, и, подумав, что догадывается о второй причине ее подавленного настроения, сказал:
— Непременно спрошу Кеварро, что он думает о тебе, и предложу написать письмо. Судя по всему, ничего ты о нем не узнала, иначе он уже был бы уложен на обе лопатки.
— Еще узнаю! — вскинулась она. — И уложу. Когда Маленькая Розочка будет выходить замуж, ты ведь дашь бал? Я заявлюсь. В более обычном своем наряде. И уж тогда…
— Будет тебе, — благодушно оборвал ее Железный. — Я все равно отпущу тебя замуж не раньше, чем мы будем обеспечены пактом и кругленькой суммой на старость!
— Но ты ведь отпустил его править королевством. — Нуц поставила ладонь Дуану на колено, чуть перегнулась к Тайрэ и захлопала ресницами. — Ах да, я забыла. Любимчикам можно все.
— Я не любимчик, — возмутился Дуан. — И если бы я мог не править…
— Ну конечно, тебя-то отпустили бы хоть куда. — Черный Боцман села обратно. — Надо было продать тебя в гарем, еще когда я только появилась!
Железный негромко рассмеялся. Дуан, взлохматив Дарине волосы, подхватил этот смех.
* * *
Гости вернулись во дворец только перед рассветом. Пока процессия, к которой присоединились и Дуан, и странно притихшая Розинда, и такой же тихий Арро, двигалась в сторону Альра-Гана, на гальку медленной осторожной поступью возвращалось море. Оно заливало остатки кострищ. Поднималось вдоль каменных опор и с любопытством облизывало их. Легкие волны бежали по поверхности.
— Как вы повеселились, принц?
— Более чем замечательно.
— А вы, любезная сестра?
Розинда подняла на Дуана глаза.
— Тем лучше, что никто лишний не докучал мне. Я была одна, думала.
Делая вид, что не замечает ни припухших губ, ни порванного подола, Дуан с некоторой долей лукавства прищурился.
— А что же, мы пригласим принца Фаарроддана о’Конооарра вновь? Я бы не отказался.
И Дуан с самым скучающим видом перевел взгляд на воду. Но боковым зрением он не смог не отметить: принц и принцесса не переглянулись. В теплом, наполненном перезвоном бубенцов воздухе прозвучал совсем не тот ответ, который ожидался.
— Я утомилась от гостей, голова идет кругом. — Прежде чем Дуан спросил что-то еще, Розинда уставилась на него. — А как провели эту ночь вы, дорогой брат?
— В праздных плясках, по которым скучал, — ровно солгал он.
Сестра кивнула и поторопила лошадь, отдаляясь от своих спутников. Дуан чуть ближе подъехал к принцу Арро и полушепотом уточнил:
— Все ли в порядке?
Подбородок нирца был опущен, пальцы — сжаты. И все же ответ его прозвучал ровно и спокойно, а глаза оживились радостной, хотя и старательно скрываемой уверенностью.
— Все хорошо. А будет еще лучше. Скоро.
Самый ловкий обманщик — это надежда. В ту швэ пират Дуан Тайрэ, король Ино ле Спада, поверил принцу из Королевства-На-Корнях. Ему в голову не могло прийти, что, когда Лува, умывшись, привычно зашагает по небесной лестнице и пройдет половину пути, он сам отдаст приказ страже арестовать Фаарроддана о’Конооарра и привести в свои покои.
10
КРАСНЫЙ ФОНАРЬ
Пропавшая смотрела со всех городских стен и лукаво улыбалась. Ее рисовал новый придворный живописец, тилманец по происхождению. Народ этот всегда славился своими искусствами, и художник не забыл ни единой детали: украсил длинные темные волосы розами, подчеркнул плавный овал лица в контрасте с острым подбородком, использовал для глаз густую синюю краску. Законченный портрет наспех размножили на большем числе листов, чем печатают по обыкновению ежедневные новости, и побежали расклеивать.
Новостей в тот день не напечатали вообще. Потому что пропавшая и была главной и единственно важной новостью. Город Ганнас метался в лихорадке. Ганнас исступленно спрашивал каждого встречного:
«Вы видели?»
«Вы знаете?»
«8000 варров за улицу, по которой она прошла».
«Титул за место, где она прячется».
«Корабль за имя того, с кем ее видели в последний раз».
«Рука принцессы Розинды тому, кто ее спасет».
Пропавшую невозможно было не узнать. Но далеко не все подгулявшие накануне гости замечали, что уезжают из города, на стенах которого пестреет множество одинаковых листовок.
* * *
Ни тогда, ни потом никто в точности не мог сказать, как именно пропала принцесса Розинда. Все, включая самого Дуана, сходились лишь на одном: после гуляний юная Королевская Роза невредимой вернулась к брату, была немного задумчива, но не грустна. Она вместе со всеми добралась до замка, пожелала добрых снов и удалилась с камеристками в женский флигель, где все, конечно же, поскольку устали, сразу легли спать.
Несколько дам, проснувшихся раньше всех, — вскоре после восхода Лувы, — не заходили к принцессе. Дверь ее спальни была заперта, внутри тихо. И когда настало время первой утренней трапезы, к которой встал король, дамы просто отдали распоряжение принести завтрак себе, а также сообщить его величеству и гостям, что ее высочество, — как, впрочем, почти всегда после больших мероприятий, — заспалась. Это никого не удивило и не встревожило. Даже когда принцесса не встала и ко второму завтраку. И даже когда камеристка, у которой был запасной ключ, после долгого стука решила все же заглянуть к ее светлости и увидела пустую неразобранную кровать. На краю небрежно валялось платье, в котором Розинда гуляла на отмели, окно было распахнуто.
