— Я многому научился, у тебя в том числе. Поэтому я говорю открыто! — Фаарроддан о’Конооарр осклабился. — Ты поступил со мной как свинья, Ино ле Спада. Хотя, думаю, даже твой поросенок Плинг бы такого не сделал.
Монотонный голос жреца приближался, отчетливее слышались слова молитвы на Общем языке. Дуан, понимая, что скоро их прервут, тихо спросил:
— Откуда ты здесь?
— Занял место командующего, когда капитана Дарра убили, — отозвался принц. — Судами я управлять особенно не умею, но держать оборону могу. Если бы гоцуганцы не бросили несколько зажигательных бомб и дымовух, все кончилось бы чуть лучше. А так…
— Так ты командовал один? — восхищенно спросил Дуан. — Сожри меня Джервэ, я знал, что ты не промах! Я не зря сразу понял, что…
Но нирец покачал головой.
— Нет, Ино. Я не был один. Где мне с моей невнимательностью к мелочам?
С этими словами он вынул из-за пояса пистолет и выстрелил в воздух, явно подзывая кого-то. Звук хлопнул в тишине, тут же она обрушилась на уши с новой силой. Арро поднял голову, махнул рукой. Почти сразу с одной из мачт спустилась черная тень, и помимо своей воли в первое мгновение Дуан отшатнулся.
— Ты…
Кеварро, тоже не в лучшем виде, стоял теперь рядом с принцем. Белое и черное, так близко. В руке советник держал моток какого-то каната, который тут же бросил к ногам. Желтые глаза взглянули Дуану в лицо.
— Я не мог остаться в Ганнасе. Вдруг за тобой снова пришлось бы нырять? Рад увидеть тебя живым.
— И я тебя, — коротко отозвался Дуан, отчетливо понимая, что не врет. — А она… была вчера с тобой?
В висках застучало, когда рука советника быстрым привычным жестом отвела за ухо прядь.
— Да. Может быть, меня вернули к жизни ее слезы или поцелуй. Мой недуг отступил.
Ее слезы. Да, у Черного Боцмана были причины плакать. Дуан кивнул и жестом предложил обоим идти следом, сказав только:
— Мы победили. Розинда возвращается. За все это нужно выпить.
* * *
На трофейном гоцуганском бриге «Дарла а’о Дарус» — «Покоритель ночи» — стояла глухая тишина, не светился ни один мачтовый или палубный фонарь. Ветер не гулял в обвисших парусах, обломками чернели мачты. Казалось, все затаилось в напряженном, беспокойном ожидании.
Свет горел лишь в капитанской каюте — аккуратно убранной, еще недавно занимаемой не последним из желтолицых. Стены здесь были в заморском оружии и тилманских полотнах, широкую кровать покрывала шкура голубого ягуара, а каждая ножка резного стола изображала одного из скалящихся Темных богов.
— Почему ты выбрал для подобного празднества это место?
— Люблю пировать там, где побеждаю, разве не это подобает воину?
Дуан слышал свой голос со стороны, и интонация казалась насквозь фальшивой. Бодрости в ней было не больше, чем в песне стоящего на эшафоте. Но ему кивнули и задали второй, тоже ожидаемый, вопрос:
— А где принц о’Конооарр?
— Скоро будет здесь. Налей пока вина, выпьем вдвоем. Он не обидится.
Дуан улыбнулся уголками губ, встал и повернулся к Кеварро спиной. Очень медленно, слыша каждый стук своих каблуков, он прошагал к иллюминатору, в котором виднелось синее, глубокое, усыпанное звездами небо. За стуком он явственно уловил второй звук. Плеск. Журчание багрового сладковатого напитка, аккуратно наливаемого в тонконогие серебряные кубки.
Дуан расправил плечи и посмотрел на узенькую диадему Лувы, замершую под грядой легких облаков. Больше он не прислушивался, не хотел слышать ничего лишнего. Щелчка открываемого перстня, шуршания маленького мешочка, случайного звона флакончика или…
…Он ждал. И он точно знал, что если что-то произойдет, то это произойдет сейчас, слишком хороша возможность.
— Прекрасное вино.
Голос прозвучал тихо; Дуан обернулся и посмотрел на своего советника. Тот сидел недвижно, а два бокала стояли возле сложенных в замок рук, рядом темнела бутылка. Золотые глаза Кеварро были подняты, взгляд — встречен сразу, прямо и спокойно.
— Да… наверняка, — наконец отозвался король Альра’Иллы и пошел обратно к столу. — Оно из прошлого урожая. Нравятся тебе кубки?
— Что?
Советник, казалось, успел задуматься о чем-то: взор, все такой же прямой, застыл.
— Кубки, — повторил Дуан, опускаясь напротив.
Кеварро наклонил голову и посмотрел на украшенные гравированным рисунком сосуды. Сценки альраилльской жизни сменяли друг друга: рабочие дробили кристаллы соли, горожане прыгали через костер на отмели, корабли красовались друг перед другом в Большой Прилив. Пираты и воины, рыбаки и охотники, прекрасные баронессы. Все было вырезано так, что представлялось перед глазами в цвете, удавалось почувствовать и тепло, и ветер, и воду. По ножкам шла резьба — заклинания бога Пала на языке Общего Берега.
— Очень красивые.
— Это братские чаши, реликвия времен Общего Берега. — Дуан улыбнулся. — Слышал? У белого народа короли пьют из них с теми, с кем хотели бы в следующем перерождении, если Пресветлая его дозволит, быть единокровными братьями.
Кеварро смотрел на него, ничего не произнося.
— Дай мне кубок, — тихо попросил Дуан. — Брат.
Правую чашу пододвинули через стол. Беря ее, Дуан посмотрел на свою ладонь. Заморский перстень он повернул камнем внутрь и вот уже на протяжении двух или трех швэ мог видеть, как кроваво-красный сильбурр становится все темнее и мутнее, немо предупреждая: «Яд, хозяин. Предатель поблизости».
Дуан поднял кубок за ножку; Кеварро повторил его жест. Они смотрели друг другу в глаза, и Дуан все еще ждал. Ждал, даже медленно произнося:
— Что ж. Сейчас убедимся, что вино хорошее. За тебя, мой бесценный советник.
Чаши стукнулись друг о друга, и Дуан стал подносить свою к губам. Перстень уже в панике обжигал кожу пальца, силясь остановить своего владельца. Тщетно: в тот миг Дуан испытывал странную, пугавшую его самого, безнадежную раздвоенность. Одна часть напоминала, что на поясе пистолет и что с такого расстояния легко стрелять в лоб. Другая сама тянулась к отраве, убежденная, что если Черный Боцман права, существовать дальше, храня память о таком предательстве, не имеет особого смысла. Первая половина сердца, видимо, принадлежала пирату, вторая — королю. Но ни одна не успела восторжествовать.
— За тебя, Ино, мой король.
Кеварро улыбнулся и быстро, будто провел в пустынях не одну сэлту без воды, опрокинул в себя кубок. В то же мгновение сильбурр на пальце у Дуана резко остыл и вернул свой спокойный красный цвет. И король Альра’Иллы понял все, как если бы Дио’Дио доступно написала объяснение на табличке и показала.
Перстень остыл, потому что опасность исчезла. Вино в его братской чаше было чистым.
