Мысль о том, что Кафка описывал будущие политические режимы, вот уже почти целый век, словно навязчивый мотив, проходит через все работы критиков. Но какие именно тексты берут за основу критики, предполагая наличие у чешского писателя провидческого дара?
Самый знаменитый текст, подходящий под определение предвидения, это, без сомнения, неоконченный роман «Процесс»
[7]. Как известно, в нем рассказывается о том, как некий Йозеф К., старший прокурист в одном крупном банке, однажды утром был арестован в собственном жилище за таинственное преступление, суть которого ему так и не раскрыли. Его оставили на свободе, но обязали ждать заключения некой следственной комиссии, которой поручено вынести решение по его делу.
Вскоре его вызывают в суд, не уточняя ни часа, ни местонахождения суда. После долгих блужданий он наконец находит искомое место, расположенное в жилом доме, и выслушивает упреки судьи, недовольного его опозданием.
Отказавшись от допроса, герой ссорится с судьей. Второй визит в суд – во время которого он обнаруживает, что документы, на основании которых судья выносил постановления, на самом деле являются книгами эротического содержания, – также не дает результатов. Пытаясь сдвинуть дело с мертвой точки, К. по совету дяди нанимает адвоката Гульда – его ассистентка Лени становится любовницей К., – который объясняет ему всю сложность его положения: «Вести при таких условиях защиту, конечно, весьма невыгодно и затруднительно. Но и это делается намеренно. Дело в том, что суд, собственно говоря, защиты не допускает, а только терпит ее, и даже вопрос о том, возможно ли истолковать соответствующую статью закона в духе такой терпимости, тоже является спорным. Потому-то, строго говоря, нет признанных судом адвокатов»
[8].
Но осуществлять защиту при хороших условиях еще сложнее, потому что обвиняемый не знает, в чем его обвиняют: «Дело в том, что все судопроизводство является тайной не только для общественности, но и для самого обвиняемого, разумеется только в тех пределах, в каких это возможно, но возможности тут неограниченные. Ведь и обвиняемый не имеет доступа к судебным материалам, а делать выводы об этих материалах на основании допросов весьма затруднительно, особенно для самого обвиняемого, который к тому же растерян и обеспокоен всякими другими отвлекающими его неприятностями»
[9].
Один из клиентов банка, где работает К., убеждает его спросить совета у официального художника суда Титорелли. К. отправляется к нему в мастерскую изложить свое дело, но художник объясняет, что добиться решения о полном оправдании совершенно невозможно, а в таких условиях ему лучше отложить вынесение приговора на бесконечно неопределенный срок, выбирая решение о мнимом оправдании или о волоките.
После того как клиент банка назначает ему встречу в соборе и не приходит, К. встречает священника, который оказывается тюремным капелланом, и тот рассказывает ему притчу о человеке, просившем пропустить его к Закону, но остановленном привратником. Человек решает подождать у ворот и слишком поздно, когда он уже находится при смерти, понимает, что эти врата были предназначены для него. Спустя немного времени двое мужчин уводят К. из города и убивают его.
Вторым текстом Кафки, который можно считать провидческим, является его последний, также неоконченный роман «Замок»
[10]. Рассказчик, именуемый К., как и в романе «Процесс», прибывает в деревню, чтобы занять там должность землемера. Деревня находится в распоряжении таинственного Замка, откуда проистекают все решения, но куда никому нет доступа.
Хотя К. и получил двух помощников – на самом деле двух сбрендивших персонажей, – он вскоре понимает, что его положение, по меньшей мере, двойственно. Никто не в состоянии подтвердить, ни что он действительно назначен на должность, ни что в деревне имеется надобность в землемере, о чем герою в довольно грубой форме сообщает тамошний староста: «Но теперь, когда вы сами так любезно пришли ко мне, я должен сказать вам всю правду, и довольно неприятную. По вашим словам, вас приняли как землемера, но нам не нужен землемер»
[11].
Постепенно К. обнаруживает, что в деревне властвует вездесущая администрация, но никто не может понять, как реально работает власть, распределенная между множеством инстанций, не связанных между собой и из-за этого издающих противоречивые указы.
Впечатление самого главного тамошнего человека производит некий Кламм, чья любовница Фрида на время становится подругой К.; Кламм пользуется столь великим авторитетом, что невозможно добиться, ни чтобы он тебя принял, ни даже просто увидеть его, как объясняет герою хозяйка гостиницы: «Такой человек, как Кламм, – и вдруг должен с вами разговаривать! Мне и то больно было слышать, что Фрида разрешила вам подсмотреть в глазок, видно, раз она на это пошла, вы ее уже соблазнили. А вы мне скажите, как вы вообще выдержали вид Кламма? Можете не отвечать, знаю – прекрасно выдержали. А это потому, что вы и не можете видеть Кламма как следует, нет, я вовсе не преувеличиваю, я тоже не могу»
[12].
Кажется, даже внешность Кламма постоянно меняется
[13], но это нисколько не облегчает общения с ним. Среди других персонажей, с которыми сталкивается К., – Варнава, посыльный из замка, который оказывается не совсем посыльным, и его сестры Амалия и Ольга, но они и вовсе не могут помочь герою понять, что он делает в деревне, и, несмотря на все его усилия вписаться в тамошнее общество, он обречен оставаться в постоянном неведении относительно своего истинного положения.
К этим двум романам следует добавить своеобразный рассказ, озаглавленный «В поселении осужденных»
[14], хотя его общая тональность совершенно иная. В нем говорится об одном путешественнике, прибывшем на остров, где расположена исправительная колония и где офицер показывает ему машину для казни, печатающую текст закона на телах осужденных. На глазах у путешественника вот-вот свершится казнь, но, видя, что путешественник сомневается, офицер занимает место жертвы. В конце концов машина разлаживается, и путешественник покидает остров.
Именно эти произведения чаще всего приводятся в пример критиками, подчеркивающими способность Кафки описывать будущее. Можно также вспомнить и другие, не менее мрачные тексты, такие, как «Нора», однако это нисколько не отменяет основного вопроса: есть ли основания помещать Кафку в ряд писателей, проявивших политическую проницательность в отношении будущего.
