— А что? — пожал плечами Илья. — Твоя версия не настолько уж фантастична. На этой субмарине-невидимке нацистская верхушка вполне могла вывезти из Германии «золото партии», которое по сей день не нашли.
— Вот и я о том же. Нацисты столько всего награбили во время войны, что вряд ли могли бы просто так расстаться со всем награбленным. Наверняка они прихватили с собой столько, сколько смогли загрузить на секретные подлодки.
— Мне будет интересно побывать на этой подлодке, даже если мы ничего там, кроме ржавых труб, не найдем.
— Илья, ты только не подумай, что я хочу проникнуть в эту субмарину ради каких-то гипотетических сокровищ. Мне гораздо важнее узнать историю этой подлодки и судьбу ее экипажа. Честные дайверы, к которым я имею честь принадлежать, стараются вообще ничего не брать с затонувших судов, многие из которых представляют собой братские могилы, и презирают так называемых «черных дайверов», занимающихся дайвингом исключительно ради наживы. И лично у меня есть железное правило: никогда не брать с собой на поверхность «сувениры», особенно с затонувшего судна, где погибли люди. Это чужие вещи, которые тебе не принадлежат, и нужно оставить их тем, кому они принадлежали.
— Ренат, твоя позиция достойна всяческого уважения! Только вот награбленные нацистами сокровища или шедевры искусства нельзя считать их личной собственностью. Я знаю, например, что по линии Интерпола до сих пор разыскиваются произведения искусства и культурные ценности, похищенные нацистами во время Второй мировой войны. И что, оставлять их морю?
— Илья, я не собираюсь с тобой спорить насчет того, что ценности следует вернуть тем, кому они принадлежали. Однако, насколько мне известно (а я специально интересовался этим вопросом у юристов, когда открывал свой дайвинг-клуб), на сегодняшний день нет единых норм международного права относительно сокровищ, поднятых со дна в нейтральных водах. Ни одна международная организация, в том числе и ООН, до сих пор не имеет ни одного официального документа, который бы определял, как делить подводные клады. Ну а нам с тобой делить пока нечего. Пойдем-ка лучше посмотрим, что там твоя Настя приготовила на обед, — предложил Ренат и, потянув носом, добавил: — Пахнет с камбуза весьма аппетитно!
* * *
На втором погружении Илья чувствовал себя намного увереннее, чем во время первого спуска к затонувшей подлодке. Глубоководный маршрут туда и обратно вдоль якорного каната был ему уже знаком, но теперь им предстояла задача на порядок сложнее — проникнуть в чрево затонувшей субмарины. Как они заранее договорились, первым заплывет внутрь подлодки Ренат, а Илья останется снаружи и будет действовать по обстановке. Если Ренат вдруг подаст обусловленный знак тревоги — три хлопка или три удара по корпусу, Илья на свое усмотрение должен был дать ему какое-то время на то, чтобы тот смог выбраться самостоятельно.
При любительском погружении с аквалангами в прозрачных мелких водах дайверы держатся парами, готовые помочь друг другу — поделиться воздухом, если регулятор вдруг выйдет из строя; напарник может поднять пострадавшего дайвера на поверхность или помочь ему освободиться от рыбацкой сети. При исследовании же затонувшего судна дайверу лучше проникать внутрь одному, потому что ныряльщик, пытающийся помочь затерявшемуся в отсеках напарнику, может сам застрять и закрыть собою выход, и в результате они оба не сумеют выбраться из глубоководной западни.
Вначале у них все шло по плану. Они взяли с собой по одному запасному баллону на брата и еще два запасных баллона с регуляторами подвесили на якорный канат на глубине шести метров для аварийной декомпрессионной станции, где в случае непредвиденных обстоятельств они могли завершить декомпрессию. Главное не потерять якорный канат, который был для них пуповиной, связывающей их с поверхностью, и обеспечивал им безопасный путь наверх.
Без особых приключений они спустились по якорному канату на мостик боевой рубки. Пробоина же в корпусе, через которую Ренат собирался проникнуть в подлодку, была метрах в тридцати от боевой рубки, и доплыть до нее оказалось не так-то просто из-за заметно усилившегося течения, сносившего их в сторону от подлодки. С трудом добравшись до пробоины в борту, они потратили намного больше усилий, а соответственно и дыхательной смеси, чем при первом погружении, когда течение было не таким сильным, но Ренат не отказался от своего плана проникнуть внутрь субмарины. Пробоина, через которую он свободно мог заплыть в подлодку с двумя баллонами за спиной, влекла к себе, и он решительно просунул в нее голову. Осветившееся белым светом от луча его головного фонаря внутреннее пространство субмарины было заполнено грудой обломков с зазубренными краями, паутиной свисающих отовсюду электрических кабелей и погнутых труб. Все это выглядело пугающе-завораживающим.
Оставив Илью ожидать его снаружи, Ренат заплыл внутрь. Вода внутри субмарины была спокойная и достаточно прозрачная. Работая ластами, он плыл вперед, проскальзывал сквозь узкие круглые люки, через которые члены команды переходили из одного отсека в другой, и без особых приключений добрался до центрального поста с перископом и сиденьем, похожим на велосипедное. Мысленно представив себя на месте командира подлодки, сидевшего на этом сиденье, когда тот управлял перископом, Ренат внутренне содрогнулся, словно ему передались предсмертные ощущения погибших на этой субмарине подводников. Оглядевшись, он заметил среди горы отложений и обломков на полу что-то белое. Подумав, что это, наверное, фарфоровая тарелка, он решил подплыть поближе. Он приближался к белеющему на полу белому кругу, пока тот не принял форму шара с пустыми глазницами. Это был череп с верхней челюстью, а рядом с ним под слоем черного ила лежала груда костей.
Понимая, что он находится в братской могиле, Ренат не хотел потревожить человеческие останки. Он взмахнул ластами, подняв со дна массу ила, и энергично поплыл назад к пробоине, только, как он и опасался, видимость теперь была гораздо хуже, чем когда он входил в подлодку, внутренность которой была наполнена илом и проржавевшими обломками. Пузырьки от акваланга, которые он выдыхал, устремляясь к потолку, вызывали лавину из перемешанной с илом ржавчины. Малейшее движение руки, удар ласта, поворот головы поднимали ил, который мог полностью закрыть видимость.
Добравшись до дизельного отсека, Ренат случайно зацепил баллоном какой-то лист металла. Насквозь проржавевший стальной лист покачнулся и обвалился прямо на него, прижав к полу. Упершись руками в пол, Ренат попробовал приподнять его — не вышло. Накрывший его ржавый лист стал наискосок, застряв в груде каких-то механизмов, а поднятый им ил ухудшил и без того плохую видимость. В условиях нулевого обзора дайвер может находиться в пяти метрах от выхода, но так и не найти его, и Ренат запаниковал.
Надеясь, что Илья его услышит, он три раза стукнул кулаком в пол, но полувековые отложения ила глушили его удары настолько, что он сам их не слышал, а запас дыхательной смеси в его баллоне тем временем неумолимо истощался. В отчаянии Ренат еще раз попробовал освободиться от придавившего его листа, но все было тщетно — он попал в смертельную ловушку, а стрелка манометра на его баллоне неотвратимо ползла вниз. Когда воздуха в его баллоне оставалось всего на пару минут и стрелка на манометре опускалась в красном секторе все ниже и ниже, он предпринял отчаянную попытку сбросить с себя проклятый лист металла. Вложив в эту, возможно, последнюю для него попытку все силы, он вдруг почувствовал, как один край листа с лязгом освободился. Этого оказалось достаточно, чтобы он смог наконец выбраться из-под завала. Освободившись, Ренат с силой оттолкнулся ластами от пола и устремился к люку в другой отсек, где его уже ожидал Илья со спасительным запасным баллоном. Когда Ренат подключился к нему, манометр на его главном баллоне был почти на нуле.
