Приравнивание термина «социализм» к термину «интервенционизм» не означает неоправданного расширения обычного значения этих слов, и является, собственно говоря, аналитическим требованием основанной на предпринимательстве теории социальных процессов. В самом деле, хотя первые теоретики австрийской школы, занимавшиеся интервенционизмом, первоначально рассматривали его в качестве отдельной от социализма категории, по мере развития полемики о невозможности экономического расчета при социализме границы между двумя этими понятиями стали размываться, и это продолжалось вплоть до наших дней, когда сторонникам теории предпринимательства стало ясно, что между социализмом и интервенционизмом нет качественной разницы
[141], хотя в разговорной речи эти слова иногда используются для обозначения разных степеней одного и того же феномена.
Кроме того, предлагаемое определение социализма позволяет ученым выполнить важную функцию, представив в истинном свете совершающиеся сейчас в очень многих политических, социальных и культурных областях искусные попытки придать интервенционизму устойчивость к тем естественным и неизбежным последствиям, которые логически вытекают для него из экономического, социального и политического коллапса его ближайшего предшественника и интеллектуального предтечи: «реального социализма». По большей части, реальный социализм и интервенционизм представляют собой просто два проявления разной степени интенсивности одного и того же феномена институционального принуждения; они полностью разделяют одно и то же фундаментальное интеллектуальное заблуждение и его пагубные последствия
[142].
Бессодержательносшъ «идиллических» концепций социализма
Бессмысленно и бесполезно давать социализму определения, основанные на субъективных, идиллических оценках. Определения такого типа, которые господствовали первончально, никогда не исчезали полностью, а их возрождение в наше время является побочным продуктом демонтажа «реального социализма» и упорного желания многих интеллектуалов спасти хотя бы идиллическую концепцию социализма, способную сохранить некоторую привлекательность для общества. Таким образом, нередко можно снова встретить определение социализма как «социальной гармонии»
[143], «гармоничного союза человека и природы» или просто «максимизации благосостояния населения»
[144]. Все эти определения не имеют смысла, потому что мешают понять, намерен ли тот, кто их предлагает, оправдывать систематическое использование институционального принуждения против свободного человеческого взаимодействия. Таким образом, в каждом случае нужно будет отдельно выяснять, с чем мы имеем дело: с примитивным и откровенным оппортунизмом, с сознательным желанием укрыть институциональную агрессию за красивым фасадом или попросту со спутанностью сознания и туманными идеями.
Может ли термин «социализм» когда-либо возродиться?
Хотя это и не абсолютно невозможно, нам представляется очень сомнительным и крайне маловероятным, что значение слова «социализм», которое относится к грубой интеллектуальной ошибке и проистекает из пагубной сциентистской самонадеянности, в будущем изменится настолько, что возникнет возможность возрождения этого слова и его переопределения на основе теоретического анализа социальных процессов, свободного от научных ошибок. Единственно возможный вариант обновления слова «социализм» – это его переопределение на основании концепции общества как стихийного порядка и процесса, движимого врожденной способностью человека к предпринимательству, который мы подробно описали в предыдущей главе. В этом случае люди больше не считали бы социализм принципиально антисоциальным и это слово стало бы означать любую свободную от принуждения систему, которая уважает процессы добровольного человеческого взаимодействия. Таким образом, «социализм» стал бы синонимом таких словосочетаний, как «экономический либерализм» и «рыночная экономика», выражающих сегодня идею уважения к стихийным социальным процессам и минимизации систематического принуждения, применяемого к ним государством
[145]. Однако разочарование, вызванное интенсивной и непрерывной погоней за социалистическим идеалом, а также безумная самонадеянность, которую человечество демонстрирует во всех сферах жизни, и особенно – в науке, политике и в обществе, не позволяет поверить, что подобное семантическое развитие может реализоваться на практике.
