Однако другие любители процентов не столь внимательны. В июне 2011 года Республиканская партия штата Висконсин выпустила пресс-релиз, в котором превозносились рекордные достижения губернатора Скотта Уокера в сфере создания рабочих мест. Это был еще один плохой месяц для экономики США в целом, за который по всей стране было создано всего 18 тысяч рабочих мест. Однако данные об уровне занятости в штате Висконсин выглядели гораздо лучше: чистый прирост количества рабочих мест составил 9,5 тысяч. «Сегодня мы узнали, что более 50 % роста численности рабочих мест в США в июне обеспечено в нашем штате», – было сказано в заявлении
{54}. Этот тезис подхватили и начали распространять политики из Республиканской партии, например член Палаты представителей Джим Сенсенбреннер, выступивший перед жителями пригорода Милуоки со следующим заявлением: «По данным отчета о численности рабочей силы, опубликованном на прошлой неделе, в нашей стране создано ничтожных восемнадцать тысяч рабочих мест, но половина из них созданы у нас в Висконсине. Мы здесь делаем нечто такое, что наверняка дает результаты»
{55}.
Идеальный пример той мутной воды, куда вы погружаетесь, когда начинаете подсчитывать относительные показатели (такие как чистый прирост занятости), которые могут быть либо положительными, либо отрицательными. В Висконсине было создано 9,5 тысячи рабочих мест, и это хорошо, однако в соседнем штате Миннесота, где губернатором был член Демократической партии Марк Дейтон, за тот же период создали более 13 тысяч рабочих мест
{56}. В штатах Техас, Калифорния, Мичиган и Массачусетс рост занятости также был выше, чем в Висконсине. Да, в Висконсине действительно был хороший месяц, но этот штат не создал столько же дополнительных рабочих мест, сколько все остальные штаты страны, вместе взятые, как вытекало из заявления республиканцев. В действительности произошло вот что: сокращение рабочих мест в других штатах почти свело на нет рост занятости в таких штатах, как Висконсин, Массачусетс и Техас. Вот почему губернатор Висконсина смог заявить, что на его штат приходится половина роста численности рабочих мест во всей стране. При этом губернатор штата Миннесота при желании мог бы заявить, что его штат обеспечил 70 % роста занятости по стране. Согласно этому технически корректному, но по существу ложному подходу оба губернатора были бы правы.
Рассмотрим еще один пример: Стивен Рэттнер, чтобы обосновать идею о неравном распределении текущего оздоровления экономики среди американцев, в своей публицистической статье 2012 года использовал работу экономистов Тома Пикетти и Эммануэля Саеза.
Новые статистические данные иллюстрируют все более ужасающее
[80] расхождение между уровнем благосостояния богачей и всех остальных, а также говорят об отчаянной необходимости решить эту наболевшую проблему. Даже в стране, в которой, как порой кажется, все привыкли к неравенству в распределении доходов, эти выводы кажутся поистине поразительными.
Когда страна в 2010 году продолжала восстанавливаться после экономического спада, целых 93 % дополнительного дохода, созданного в стране в том году по сравнению с показателем 2009 года (288 миллиардов долларов), перешли в руки 1 % самых богатых налогоплательщиков, доход которых составляет минимум 352 000 долларов. …Оставшиеся 99 % получили в 2010 году микроскопическое повышение оплаты труда в размере 80 долларов на человека с учетом инфляции. У верхнего 1 % налогоплательщиков, средний доход которых составил 1 019 089 долларов, доходы возросли на 11,6 %
{57}.
В статье содержится красивая инфографика, которая разбивает прирост дохода еще дальше: 37 % прироста дохода приходится на сверхбогатых людей, составляющих 0,01 % самых богатых людей, 56 % дохода получает оставшаяся часть 1 % богачей, и мизерных 7 % приходится на остальные 99 % населения. Можно сделать небольшую круговую диаграмму, отображающую это распределение дохода.
Стоит разрезать этот пирог еще раз и выяснить, что происходит не с одним процентом населения, а с верхними десятью. К этим 10 % относятся семейные врачи, не самые престижные адвокаты, инженеры и управляющие, принадлежащие к верхушке среднего класса. Насколько велика их доля в нашем пироге, можно вычислить по данным Пикетти и Саеза, которые они весьма любезно выложили в интернете
{58}. И здесь обнаруживается нечто интересное. Средний доход этой категории американцев в 2009 году равнялся 159 тысячам долларов, в 2010 году их доход увеличился незначительно и составил 161 тысячу долларов. Это довольно скромный прирост по сравнению с увеличением дохода у 1 % самых богатых людей, однако он составляет 17 % от общего прироста дохода за период с 2010 по 2011 год.
Попытайтесь поместить 17 %-ный кусок пирога с долей 93 %, которая приходится на 1 % налогоплательщиков, – и получится, что пирог у вас больше тарелки.
Если сложить 93 % и 17 %, то сумма получится более 100 % – как такое может быть? И все-таки может, поскольку у населения, составлявшего 90 %, действительно был более низкий средний доход в 2011 году по сравнению с 2010 годом, независимо от того, происходило ли оздоровление экономики или нет. Отрицательные числа в данной ситуации делают проценты ненадежным показателем.
Анализ данных Пикетти и Саеза за разные годы обнаруживает такую закономерность снова и снова. В 1992 году 131 % прироста дохода в стране пришелся на 1 % получателей дохода. Безусловно, эта цифра впечатляет, но она явно указывает на то, что процент не всегда означает то, к чему вы привыкли. Вы не можете отобразить 131 % на круговой диаграмме. В период еще одного памятного экономического спада, в 1982–1983 годы, 91 % прироста национального дохода пришелся на 10 % населения, а не на 1 %. Означает ли это, что результатами экономического подъема завладели умеренно богатые профессионалы, оставив средний класс и очень богатых людей позади? Ни в коем случае. У 1 % также случилось существенное увеличение дохода, составившее 63 % от прироста национального дохода. Тогда, как и сейчас, на самом деле происходило вот что: нижние 90 % населения по-прежнему теряли почву под ногами, тогда как положение всех остальных улучшалось.
