И вот оба творения моих грез стоят предо мной и ждут, что я придумаю для них беседу! О чем они могли бы говорить? Например, о строгих правилах монастыря, которым более юная монахиня подчиняется против воли? Она еще не заперла за собой врата чувственного мира, ее сердце все еще способно биться в такт ожиданию, которое никогда не исполнится…
Не подвергла ли уже аббатиса ее строгому наказанию за то, что та уклонялась от священной службы? Но как можно принуждать себя к благоговению, если сердце теснят грешные мысли! Чем тут могут помочь самоистязание, стояние на коленях по ночам на твердых каменных плитах, удары бича – надо ли ей притворяться?
«Что это за рана на лбу?»
Молодая монахиня тяжело вздыхает.
«Она меня ударила. Когда вырвала у меня „Песню песней“, которую я с упоением читала. „Взгляни, мой друг, ты прекрасен – его левая рука лежит на моей голове, а правая прижимает меня к сердцу…“»
«Тебя зовут Ирина – в честь святой, которая приняла смерть на костре при императоре Диоклетиане. А Ирина означает „мир“».
Тонкие губы вытягиваются в страдальческую насмешку. «Мир? Нет, – о, как я ее ненавижу, мучительницу, которая каждый час моей жизни превращает в ад! Я могла бы наслать на нее порчу, убить…»
«Убить? Так что ж, сделай это!»
«Франциска!» Глаза в страхе расширяются.
«О, не так, как ты думаешь! Нет, есть средство ее устранить, себя не обременяя. Наши сестры в Веннигзене и Мариензее часто к нему прибегают…»
Монахиня постарше наклоняется к уху своей спутницы – притворный голос звучит чарующе:
«Спой! Спой „Media vita“ против нее!»
Изумленная, Ирина отворачивается.
«Древний гимн „Посреди жизни мы охвачены смертью“… Я знаю, его поют от страха смерти – мореплаватели ждут от него спасения в шторм. Но как благочестивая мелодия может убить?»
«Тебе ничего не известно о битве при Олденеше?»
«Расскажи!»
«Пошли, сядем в тени орехового дерева!»
Очарованный, я смотрю пристально вдаль, пытаюсь поймать оба образа – монахини исчезли. Стены монастыря мерцают и сверкают – или это просто меня дурачат очертания деревьев, расплывающиеся в ярком солнечном свете? Словно желтая стена, между ними колышется поле пшеницы – над ним дрожит горячий, пропитанный зноем воздух…
Эти слова – не я вложил их им в уста! Творения моей фантазии получили собственную жизнь! Ирина – как обворожительны ее гордое, тонкое лицо и грустные глаза!
Но что такое «Media vita»? Я знаю, это старая грегорианская секвенция
[72] из монастыря Сент-Галлен. Якобы монах Ноткер напевал ее, наблюдая за возведением опасного моста, что напомнило ему о бренности всего земного. Но какую цель преследует сестра Франциска? Я должен ее послушать…
И вот они появляются снова. Они сидят на скамейке справа рядом с входными воротами. Старшая обвила рукой молодую – теперь я разбираю и ее слова:
«…Аnno domini
[73] 1236. Здесь был один из моих прадедов. Он принадлежал к духовенству Бремена, которое выступило в поход против язычников штедингейцев. И когда дикие толпы налетели на небольшую группу бойцов за веру, крича и размахивая секирами, вытаскивая луки и обнажая пики, даже опытные рыцари стали терять мужество! Столкновение было таким страшным, что небольшое войско дрогнуло. Неужели язычество возьмет верх над справедливостью? Там был мой прадед, который вдруг запел „Media vita“. И песня перелетала из уст в уста, ее стали подпевать десять, сто, тысяча – и над полем сражения прокатилось мощным хором: „Посреди жизни мы охвачены смертью…“»
«А штедингейцы?»
«Оторопели – оружие выпадает из парализованных рук – они отступают – охваченные ужасом, бросаются наутек! Видишь, Ирина, тут песня проявила свою волшебную силу – каждому приносит она смерть, если поется против него!»
«И ты думаешь…»
«Спой песню против аббатисы – здесь, сейчас – и ты увидишь, как она побледнеет, как ее жизненные силы иссякнут!»
«Я боюсь!»
«Дурочка! Иди сюда, я тебе помогу. Встань прямо перед ее лицом – посмотри ей в глаза – а теперь поем: „Me-di-a vi-ta in…“»
Позади них из земли вырастает тень – силуэт аббатисы – я хочу вскочить – предостеречь Ирину – тщетно – я прикован к земле.
«Я застала вас здесь у крепостной стены за занятием колдовством? Разве Кёльнский церковный собор не запретил двадцать первой статьей наводить проклятие на людей пением „Media vita“? Огонь костра очистит ваши грешные тела!»
Я слышу, как Ирина кричит – вижу, как два палача хватают ее – силком тащат к поленнице – вот уже жадно извивается пламя – я чувствую ее взгляд, полный отчаяния, который сжигает мне сердце…
«Ирина!» Я не нахожу себе места: «Ирина!»
Исчез монастырь – пшеничное поле колышется под дуновением легкого полуденного ветерка. Передо мной на обочине дороги стоит старый крестьянин – трубка в беззубом рту, через плечо коса.
– Монастырь! Где монастырь? Ирина – я должен спасти ее от смерти в огне!
Мужчина держит в руке курительную трубку, энергично ступает ногой на землю.
– Здесь он, глубоко под нами – погруженный в холм. Иногда, в полдень, он поднимается со своими стенами и башнями – некоторые слышали колокола и странную песню – как же там? «Me – media…»
– «Media vita in morte sumus!» Да, так! Ах, помогите мне все же! Мне нужно к монастырю, и я должен раскопать его своими руками!
Покачивая головой, старик еще крепче сжимает косу, поворачивается и уходит со словами:
– Господин, возьмите плуг и пройдитесь им по земле! Это единственный способ попасть вглубь!
Я поднимаю рюкзак, беру трость и спускаюсь в деревню, несколько стыдясь необузданности своей фантазии.
Но у меня в ушах непрерывно звучит хор мертвецов, поющих мрачными голосами, – откуда он раздается: оттуда из холма, из глубин моей души? – «Посреди жизни мы охвачены смертью…»
[74]
✽
Бесконечный караван движется по широкой равнине. Серая лента, извивающаяся вдоль степи. В громоздких телегах, запряженных волами, вращаются колеса, скрипящие под грузом домашней утвари, женщин и детей. Люди кричат, собаки лают, коровы и овцы скрываются в облаках пыли, мужчины на резвых лошадях с пиками наперевес скачут верхом впереди повозок. Германское племя, изгнанное могущественными врагами, отправилось на поиски новых земель.
