Наверное, ни в одном виде искусства и вообще ни в одной гуманитарной дисциплине воображение не играет такой важной роли, как в музыке. И это становится совершенно понятным, если мы еще раз бегло взглянем на пройденный путь в наших рассуждениях и при этом установим, каким образом музыка вмешивается в жизнь людей и своим воздействием, относительно которого имеются различные точки зрения, пробуждает атавистическую потребность в представлениях. Порой психологи несколько критически высказываются о слушающем музыку дилетанте, чье восприятие музыкальных произведений зависит от силы его воображения. Люди же, профессионально занимающиеся музыкой, находятся в более выгодном положении, они способны слушать музыку в соответствии с ее структурой и выделять в музыкальном сочинении его формальные и гармонические элементы. Можно придерживаться и принципиально иного мнения о том, дает ли это какое-либо преимущество. Аналитическое слушание предполагает высокую степень одухотворенности, слушание же, исполненное представлениями, соответствует прежде всего тому, что было пережито, воспринято, прочувствовано ранее
[86]. «Мы больше выдумываем, чем догадываемся», – говорит Альберт Швейцер в написанной им биографии Баха. Разумеется, представления не могут отклоняться от музыкальной темы до бесконечности и должны в чем-то соответствовать намерениям композитора. Для этого явления психология ввела понятие «сращение идей».
Но если мы «выдумываем больше», чем допустимо, – привязываем к музыке представления, которые не имеют ничего общего с ее духовным содержанием и коренятся исключительно в сфере человеческих желаний и потребностей? Тогда из музыкальной веры в Бога возникает суеверие, о котором уже говорилось, что оно следует за верой, как тень за светом. С тарантизмом и плясками святого Витта мы уже окончательно переступили через порог суеверия. И для нас уже не будет удивительным, что никто так не страдает от суеверий, как музыканты, если мы к тому же вспомним, какой поток представлений многие тысячелетия следует за музыкальным переживанием – это «вымпелы», которые в пестром великолепии развеваются от поднимающейся к небесам мачты жизни до самых глубоких низин. Так, было бы прямо-таки оскорбительным пожелать успеха исполнителю перед его выступлением вместо «ни пуха ни пера». По мнению музыкантов, трехкратное «тьфу-тьфу-тьфу» через плечо, трение ногой об пол и многое другое должны привлечь удачу.
Тут мы не можем не поговорить о суеверных представлениях отдельных музыкантов.
Рихард Вагнер твердо верил в несчастливое число тринадцать. Имя (Richard Wagner) состоит из тринадцати букв, год рождения композитора – 1813, сумма цифр этого числа тоже равна тринадцати, день смерти композитора – 13 февраля.
Подробные сведения о значении числа тринадцать в жизни Вагнера мы заимствуем из журнала, издающегося Бернским мужским хором (перепечатаны в журнале «Песня и хор» Немецкого певческого союза, 1958, № 6).
В 1822 г. (сумма цифр числа – тринадцать) Вагнер пошел в дрезденскую школу. В 1831 г. (сумма цифр числа снова тринадцать) был принят в Лейпцигский университет. Рижский театр, где Вагнер был капельмейстером, открылся 13 сентября 1837 г. В 1840 г. (сумма цифр числа – тринадцать) он сочинил увертюру «Фауст» и закончил оперу «Риенци». Композитор завершил проект «Летучего голландца» 13 сентября 1841 г. Оперу «Тангейзер», к работе над которой он приступил 13 июля 1843 г., Вагнер окончил 13 апреля 1844 г. 13 августа открылся театр для проведения фестивалей в Байрейте. 13 мая 1849 г., когда композитор бежал из Дрездена, он приезжает к Листу в Веймар. 13 октября 1856 г. Лист навещает Вагнера в Цюрихе. 13 мая 1871 г. Вагнер начинает издавать «Собрание сочинений и литературных произведений». 13 августа 1876 г. – постановка на сцене всего цикла «Кольцо нибелунга» в Байрейте. Изгнание композитора из Германии длилось тринадцать лет. Через тринадцать месяцев после завершения «Парсифаля» Вагнер умирает в Венеции. Тринадцать лет он прожил в браке с Косимой. Композитор создал тринадцать музыкальных драм. Через тринадцать лет после завершения «Лоэнгрина» он впервые увидел свое произведение на сцене. Его сыну Зигфриду было тринадцать лет, когда он потерял своего отца. Идиллия «Зигфрид» была написана для небольшого тринадцатиголосого оркестра. 13 апреля 1913 г. в Цюрихе состоялась первая постановка «Парсифаля» за пределами Байрейта. В 1930 г. (сумма цифр числа – тринадцать) умерла Косима, а затем, через несколько месяцев, также и Зигфрид, который, как и отец, написал тринадцать музыкальных драм.
Впрочем, в богатой событиями жизни Рихарда Вагнера, наверное, было гораздо больше дат, которые с числом тринадцать никак не связаны.
О Карузо рассказывают, что в пятницу его никогда нельзя было уговорить надеть новый театральный костюм или отправиться в путешествие. Увидев на улице человека с горбом, он следовал за ним по пути до тех пор, пока не встречал горбатую женщину, чей взгляд устранял «пагубное воздействие» первого. Кроме того, он искренне верил в колдунов и людей с «дурным глазом». Сальери всегда сочинял музыку, держа во рту леденец, Саккини – только в присутствии своих возлюбленных и кошек. Гайдну требовалось носить на пальце кольцо, которое ему подарил Франц II. Кроме того, когда он надевал свой парадный костюм, то наряду с париком не забывал и про шляпу. Беллини не допускал никаких новшеств, если в день премьеры с ним первым здоровался мужчина. Галеви и Мейербер в день постановки молились; Мейербер не упускал возможности помыть руки перед началом увертюры.
В музыкальном мире чаще всего суеверие связывается с несчастными случаями, при этом вина за них приписывается исключительно исполненной музыке.
Существует внушительный список музыкальных произведений, которые на короткое или долгое время объявлялись вне закона, так как они якобы способствовали гибели исполнявшего их музыканта или считались пагубными по другим причинам. Популярную «Серенаду» Тоселли не любят слушать на воде, потому что однажды пароход, плывший по Адриатике, затонул именно в тот момент, когда ее исполняла корабельная капелла. «Неоконченная симфония» Шуберта и «Патетическая
[87] симфония» Чайковского считались в Англии «симфониями смерти», поскольку на следующий после постановки день неоднократно отмечались случаи смерти среди оркестровых музыкантов.
В 1951 г. одна венская газета написала о симфонии Чайковского:
«Последняя большая программа Стокгольмского концертного объединения помимо прочего включала в себя также „Патетическую симфонию“ Петра Чайковского. Утром перед концертом несколько ноттингемских газет опубликовали сообщение, что тамошний оркестровый ансамбль решил больше не играть это произведение выдающегося русского композитора, поскольку каждый раз во время или после его исполнения оркестр терял своих музыкантов в результате внезапной смерти. При последнем исполнении Шестой [„Патетической“] симфонии той же ночью от остановки сердца умерли два скрипача.
